Людмила Штерн - По месту жительства

Я двинулась обратно в «Алые паруса». Заседание плавно переросло в товарищеский обед. Было шумно и дымно, и у меня были шансы проскочить незаметно. Музыкальная машина, глотая пятаки, исполняла американские блюзы. Обкомовская шишка, склонившись к рыженькой санитарной врачихе, растолковывала анекдот. Та робела, крутя на вилке соленый огурец. Бойкая дама из буровиков, туго обтянутая в честь торжества золотым парчовым платьем, стучала черенком ножа по столу и хрипло вопрошала: «Какое он воще имеет полное право? Нет, скажите, имеет он воще полное право?…» На белоснежной скатерти темнели кучки обсосанных костей, переполненные пепельницы источали тяжелый чад, тут и там блестели порожние водочные и коньячные бутылки. В конце стола я заметила знакомого инженера и пристроилась рядом. Передо мной тотчас же возник шницель.

— Ну, что постановили? — шепотом спросила я.

— А черт их знает, — досадливо отмахнулся он, — все отвертелись, виноватых нет. Теперь молоко проверять будут, — на коров свалить сподручнее.

Обед подходил к концу. Члены комиссии, поднимаясь из-за стола, братски прощались с колхозным председателем. В гардеробе «Алых парусов» возникла веселая сутолока — члены перепутали свои нерпы и ондатры.

На улицу высыпали разгоряченные и добродушные и, потоптавшись, потянулись было к своим припорошенным снегом щегольским «Волгам», внутри которых, нахлобучив на лоб шапки, дремали шоферы. Председатель, охваченный внезапным энтузиазмом, вдруг нежно обнял обкомовскую шишку.

— Товарищ Парфенов, Федор Васильевич! Пройдемте по участку, осмотрите наши достижения.

На лицах комиссии выразилось неодобрение, но товарищ Парфенов пророкотал:

— Ну, что ж, осмотрим, товарищи! Под конец решил подсластить пилюлю, дорогой?

Глубоко засунув руки в карманы, молча проклиная дурака-энтузиаста, комиссия гуськом побрела по шатким мосткам за бодро шагающим председателем. Наконец, мы остановились перед стеклянным кубом, напоминающим миниатюрный Дворец Съездов.

— Дом быта, — гордо объявил председатель, — пустим в эксплуатацию во втором квартале.

Члены комиссии повосхищались размерами стекол, сквозь которые проглядывались десятки итальянских фенов.

— А вы, девушка, из какой организации будете? — вдруг заметил меня товарищ Парфенов.

— Из Ленгипроводхоза, от проектировщиков.

— Ну, а ваше высокое мнение, с чего тут люди болеют? — игриво продолжал он размягченным от колхозной водки голосом.

— Мне лично ясно — с чего, — угрюмо ответила я, и моя бестактность привлекла внимание остальных.

— Ну-ка, ну-ка, — расскажите, — улыбнулся Парфенов.

Члены комиссии, как по команде, широко осклабились, отдавая дань парфеновской демократичности.

— Лучше уж я покажу, — гонимая жаждой правды, я двинулась вперед.

— Огонь-девка, — одобрительно заметил Парфенов, и комиссия устремилась за мной.

Через несколько минут все сгрудились вокруг траншеи.

— Правдоподобно, очень правдоподобно, — кивал Парфенов. — А анализ питьевой воды кто-нибудь делал?

Санитарная врачиха начала судорожно рыться в своем бауле.

— Завтра в 9 часов утра новые анализы должны быть у меня на столе, — сухо бросил Парфёнов. — На сегодня — все.

Через два дня комиссия докладывала Фролу Козлову о причинах эпидемии. За мной из обкома прислали бронированную «Чайку» и на глазах потрясенных сотрудников я плавно отчалила в Смольный.

Затем мне прибавили 30 рублей зарплаты и послали на всесоюзную конференцию строителей. Там, в перерыве между бесконечными, как китайская пытка, докладами, я столкнулась лицом к лицу с товарищем Парфеновым. Окруженный почтительной свитой, он рассматривал макет свиноводческой фермы. Заметив меня, Парфенов ласково улыбнулся и шагнул вперед.

— Как живем, красавица, как можем?

Он публично угостил меня шоколадом и на следующий день в кулуарах Ленгипроводхоза обсуждалась моя близость к партийным кругам.

Меня назначили руководителем группы и повысили оклад еще на 20 рэ.

— Снимает пенки с говна, — шелестело за моей спиной.

Наступила весна. Солнце весело сверкало в лужах Апраксина двора, на меня по-прежнему сыпались почести, «бал удачи» продолжался.

— Мы тут посоветовались с товарищами, — сказал мне однажды директор, — и решили послать вас учиться. Целевиком. Поступайте в очную аспирантуру, защититесь и вернетесь к нам со степенью. Будут и у нас в Ленгипроводхозе свои ученые.

Все ли знают, что такое «целевик». Поверьте, это надежная система выковывания научных кадров. Завод, колхоз или проектная шарага внезапно чувствуют, что им позарез нужен свой кандидат наук. Выбирается молодой кадр, прославившийся на поприще общественной работы, и посылается в аспирантуру. Поступает он вне конкурса и три года бьет баклуши за 100 рублей в месяц. Кафедра общими силами варганит ему научный труд, после чего он с бубнами и литаврами возвращается к себе и занимает почетный и высокий пост.