Мария Метлицкая - В тихом городке у моря

Всем почему-то стало неловко, и с неохотой они потянулись за Ленькой. Он, разумеется, шел впереди.

Ах, как блистал Велижанский, как блистал! Иван в который раз удивился разносторонности Ленькиных талантов. И швец, и жнец, и на дуде игрец. Нет, все понятно – художники. Но чтобы так глубоко? Пожалуй, Иван не знал столько. Петя не сводил глаз с тихой и незаметной Оленьки – а там, честно говоря, и взгляду-то зацепиться было не за что.

Третья девица, длинноносая и пугливая Жанна, шла чуть поодаль, дистанцируясь от шумной компании.

«Беленькая» – ее звали Светой – встретила знакомую и от компании оторвалась. Невелика потеря.

А Велижанский своей повышенной активностью и глубокими познаниями скоро стал здорово раздражать. Так было всегда – Ленька тянул на себя одеяло. Он и в школе был такой: не дай бог оказаться не в центре внимания или на вторых ролях – это не проходило. Раздражение накипело, и в какой-то момент, перехватив восхищенный взгляд рыжей Ники, вступил и Иван.

Велижанский все понял. «Ну-ну! – читалось в его взгляде. – Ну попробуй! Только вряд ли, дружище. Куда тебе до меня?»

Вряд ли или нет, но даже пугливая Жанна, следующая за ними, приблизилась к Ивану почти вплотную, и он, как павлин, распустил пышный хвост.

Нехотя, с усмешкой и скептической миной, Ленька чуть приотстал, но пальму первенства так просто отдавать не собирался. Рыжая Ника, пылая щеками, отступила за Ленькой. Иван тут же все понял, расстроился и поймал на себе торжествующий взгляд Велижанского. Тот, сволочь, по-шутовски развел руками: «Дескать, не обессудь!»

После музея была пельменная на Владимирском. Пол-литра водки для «сугрева», полуразваренные пельмени, острый запах уксуса, запотевшие стекла кафешки и Петечкиных очков, молчаливая, по-прежнему перепуганная носастая Жанна и красный от робости Петечка, не сводящий с Олечки глаз. К честной компании по-прежнему прилагался невозможно болтливый и невозможно остроумный Велижанский. Просто искрил – как порванный электрокабель. Ну и рыжая Ника, тонкая, томная, бледная, невозможно красивая и задумчивая, бросающая затуманенные взгляды на Леньку. С ними, кажется, все было ясно.

После пельменной топтались на улице – осмелевший от выпитого, но по-прежнему смущенный Петечка не выпускал руки растерянной Олечки.

Жанна, уставившись в темную витрину продуктового магазина, кажется, ждала предложений.

А Велижанский, лениво позевывая, устало и безразлично интересовался «дальнейшими планами», обращаясь, конечно, конкретно к Нике. Та приняла наконец жизненно важное и судьбоносное решение, подошла к кромке тротуара – по Питерскому поребрику – и подняла руку. Велижанский встрепенулся, ободрился и тут же забыл об усталости:

– Вань! Ну, мы… в общем, ты понял!

Ника отвела глаза. Иван криво усмехнулся:

– Да понял, не дурак.

И тут подумал, что Майю Ленька ему не простил.

Смущенно попрощались с Петечкой и Олечкой.

– Провожу и вернусь, – пообещал покрасневший Петечка.

– Желаю тебе не вернуться, – улыбнулся Иван.

И обернулся к птице-Жанне:

– Ну а тебе-то куда?

– Я на метро, – испуганно ответила она. – Если ты, конечно, не возражаешь.

– Не возражаю. – Иван, не оборачиваясь, пошел по улице.

Два последних дня он провел в гордом одиночестве – ни Велижанский, ни Петечка так и не появились. «Ну и черт с вами, – обиженно думал он. – «Проведем вместе праздники, повеселимся!» Тоже мне, друзья!» «Нас на бабу променял», – вспомнились слова народной песни. В который раз подивился Ленькиной прыти. А за Петечку, кстати, был искренне рад. И время провел неплохо – Эрмитаж, снова Русский, Павловск, Ораниенбаум, Мойка, 12. Да и просто от души пошлялся по городу. И черт с ней, с погодой. Ленинград ничем не испортить.

До поезда оставалось всего-то пару часов, и Иван раздумывал, что делать с вещами своих ненадежных друзей. Но за полтора часа до поезда в комнату влетел растерзанный и расхристанный Петечка, побросав в чемодан свои вещи, запыхавшись, плюхнулся на кровать и наконец посмотрел на Ивана. Смутился еще больше и, протирая очки, пробормотал:

– Прости, Вань. Так получилось.

Иван улыбнулся:

– Бывает!

Велижанский так и не появился – ни в гостинице, ни на вокзале. Да и ладно, решили приятели. Но какая же все-таки сволочь! Гульнул, с кем не бывает? Но чтобы так откровенно? И это при беременной-то жене? В голове не укладывалось. Растеряны были оба. Но не обсуждали – не по-мужски как-то, не по-товарищески.