Мария Метлицкая - В тихом городке у моря

Верилось в это с трудом – Майя и покорность? Смешно.

Спустя довольно много лет, когда Иван жил уже в Ленинграде, который к тому времени стал Питером, еще до всех страшных, перевернувших его и так неспокойную жизнь событий, на Полюстровском рынке случайно он встретил Борьку Семенова, бывшего коллегу по московскому комбинату.

На рынке остро пахло свежими огурцами – по Неве пошла корюшка. Первая и самая дорогая была Ивану не по карману – кажется, забежал он за творогом. И тут его окликнули. Борьку Иван узнал не сразу. Тот потолстел, раздался в плечах, украсил себя кокетливой пижонской шкиперской бородкой, да и одет был пижоном – кожаный бордовый пиджак, джинсовая рубашка на металлических кнопках. Удивился – Семенов всегда был скромнягой, середняком, любил поныть и поприбедняться.

Было видно, что Борька рад встрече – ведь и было чем хвастануть. Служил он теперь в крупном издательстве, выпускающем экспортные календари с молодыми актрисками в соболях и чернобурках и огромными, как кубки, хрустальными вазами с черной икрой и знаменитыми якутскими бриллиантами.

Словно невзначай, Борька обмолвился и про командировки.

– Вот, – словно извиняясь, сказал он, – только из Праги. Ну и город, скажу я тебе! Не город – волшебная сказка.

После красочных рассказов – о себе:

– Женат, а как же. Жена красавица, Ладой зовут, представляешь? – Это было подчеркнуто: не просто красавица, а еще и Лада. Все не просто так было у Борьки, это понятно. Лада жена и «Лада» машина. – Третья модель, цвет – серый металлик, прикинь? – Борька замолчал, ожидая реакции.

Иван с трудом выдавил:

– О, поздравляю!

Подбодрившись, Борька с воодушевлением подхватился дальше:

– Кооперативная хата, дача. Дача тестя, врать не буду. Детей пока нет, но планируем. А пока живем для себя. В отпуск, кстати, ездили на Золотые Пески.

«Ну и дурак!» – подумал Иван. Все эти «кстати», «ну как тебе» и «прикинь» его здорово утомили. Можно подумать, что все эти «прелести» являлись достижениями самого Борьки. Но преподнесено это было именно так.

– А как у тебя? – вяло спросил Борька, не ожидая услышать ничего хорошего, по виду же все сразу понятно. К тому же он был не из тех, кого интересовала чужая жизнь – здесь он сразу терял интерес.

– Нормально, – отозвался Иван. – А будет еще лучше.

Этим и было все сказано. Но вряд ли Семенов понял – он всегда был туповат.

Уже прощались, как Борька вспомнил, оживился, и в его хитрых заплывших глазках зажегся огонек.

– Кстати!

Опять это «кстати». «Что еще не рассказал, чем еще не хвастанул?» – с тоской подумал Иван.

Но оказалось все грустно. Последнее «кстати» было ужасным – Борька поведал, что Майя покончила с собой.

– Как? – Иван вскрикнул, и на них обернулись. – Ты что? Как такое возможно?

Борька расправил плечи и скорбно вздохнул:

– Как, как? Жизнь, Ваня! Жизнь. – Он всем видом пытался продемонстрировать наличие жизненного опыта и искушенности. – Вот так! Надела шубку с капюшоном. Сам понимаешь для чего. И шагнула в окно.

– Господи, да не может быть! – бормотал ошарашенный Иван. – Она так любила жизнь! Так ценила свои… удовольствия! Да она вся была сама жизнь! Нет, невозможно!

Но Борьке уже наскучило говорить на невеселую тему, и он, не скрывая раздражения и тоски, вяло зевнул и посмотрел на часы.

– Ценила, любила. А потом, видать, разлюбила! К мужу приперлась, а там у него семья и дети, кажется, двое. А она-то родить ему не смогла. Так вот, – Борька снова зевнул, – посмотрела она на эту семейку – и тю-тю обратно в Москву. Приехала домой – и вот. «Смысла в жизни больше не вижу, – так в записке посмертной и написала. – Винить в моей смерти некого, но все меня предали». В общем, что-то вроде того, – скучающе повторил он и тут же оживился: – А у тебя с ней ведь было, а? Помню, помню! – И пригрозил шутливо пальцем.

Иван не ответил, скупо кивнул и бросил:

– Пока! Счастливо тебе.

И, позабыв про творог, быстро зашагал к выходу.

Отойдя на приличное расстояние – не дай бог снова нарваться на этого везунчика и хвастуна, – сел на скамейку и дрожащими пальцами достал сигарету.

На душе было тошно. Майя, Майя! Что ты наделала? Нет, все можно понять! Но чтобы так? Что за жизнь? Почему?

Погано было на сердце, чувствовал и свою вину. А впрочем, чем он виноват? Мальчишка, совсем зеленый пацан. Все сделала она и только она. А он, да, согласился. А как от такого откажешься? Но утешения не помогли – долго еще было тошно. Ну а потом… Потом все, конечно, забылось. Теперь была сегодняшняя жизнь. Что вспоминать прошлую?