Мария Метлицкая - В тихом городке у моря

Проснулся от шума дождя – тот барабанил по жестяному подоконнику, ожесточенно лупил по окнам, словно пытаясь их разбить. Пошатываясь и держась за стену, Иван дошел до ванной и с трудом влез под душ. Врубил сильную ледяную струю и, зажмурившись, долго под ней стоял, пока не застучали зубы и не свело спину и ноги. Он выбрался из ванной, доплелся до кровати и снова упал на нее, пытаясь укрыться одеялом. Но согреться не получалось – все так же зуб не попадал на зуб и мелко дрожали руки и ноги.

В голове было пусто, в сердце тоже, будто из него вытащили все, что было там, в его теле. Кое-как он согрелся и почувствовал страшный, непереносимый, до тошноты, волчий голод. Вспомнил, что не ел несколько дней – черствый батон не в счет. Доплелся до холодильника, сжевал подсохший кусок сыра, вспорол банку каких-то сардин, но не наелся и с жадностью, за какую-то минуту, доел старые, слипшиеся в комок пельмени, сваренные три дня назад и уже тогда не полезшие в горло.

Почувствовав, что наелся, Иван снова лег в кровать, надеясь уснуть. Но сон не шел. И вдруг его словно осенило, морок прошел как не было, и равнодушие прошло, и растерянность. Его словно взорвало – ненависть, ненависть! – ненависть к ее матери, сломавшей их жизни, к ее бессловесному отцу, к ее злобной бабке и к ней самой, к Кате! Как она могла? Как она могла пойти на это? Ведь, в конце концов, она же не кукла, не марионетка, которой можно руководить! Не грудной бесправный ребенок. Она взрослый, совершеннолетний человек, ей уже восемнадцать! Как она не позвонила ему, не потребовала ее забрать? Как не сбежала, в конце концов? Как согласилась на это? Как смогла предать его и их любовь? Как смогла убить их ребенка? Его трясло как в лихорадке, как при температуре за сорок. Никакой жалости к Кате не было – только злость, ненависть. Предательница, дрянь, гадина – как он ошибся в ней!

Иван вскочил с постели – дальше лежать было невозможно – и быстрым шагом заходил по квартире, пытаясь хоть как-то успокоиться, взять себя в руки. Сорвал с вешалки куртку, сунул ноги в ботинки – они были влажными – и бросился вниз по лестнице.

Как всегда, в винном стояла огромная очередь – алкашня нервничала, что кончается дешевая «беленькая». Ему было по барабану – беленькая, черненькая, красненькая. Лишь бы выпить, забыться. Хоть на полдня, на пару часов. Руки тряслись от нетерпения, как у алкашей, стоявших с ним в очереди, подумал он.

«Беленькая» и вправду закончилась, и он равнодушно взял бутылку дешевого молдавского коньяка и бутылку сухого грузинского. Мужичье посмотрело на него с уважением – напитки дорогие, почти элитные.

К утру не было ни конька, ни вина. И злости не было – одна тоска. Тоска по Кате и по всей их неудавшейся жизни, разбитой, порушенной чужой злой волей. Склеить, конечно, можно, но то, что сделали ее собственные родители, самые близкие люди, навсегда останется с ними.

Три дня кошмара. Он слонялся по квартире, смотрел на телефон, проваливался иногда в сон, как в черную яму, просыпался, выбегал за спиртным, хватал что было: вино, водку – без разницы. Пил и засыпал. А на четвертый день Иван почувствовал, как заболело сердце. Он не мог больше не видеть Катю. Позвонить не решался – понимал, что трубку возьмут мать или бабка. Значит, надо поехать. Конечно, поехать, ведь наверняка ей в сто раз хуже, чем ему. Ей больно и страшно, она среди них, среди врагов. И она без него. Господи, какой же он идиот! Какая же сволочь! Как он мог бросить ее! Как мог злиться, ненавидеть и презирать ее! Ее, свою Катю. Кого надо жалеть? Себя? Глупости! Ей куда хуже, куда страшнее, куда больнее, чем ему! И наверняка – наверняка! – ей еще невыносимо стыдно за то, что она поддалась, согласилась! Кто у него есть, кроме нее? Кто роднее и ближе, чем она?

Он посмотрел на себя в зеркало – помятая, опухшая от пьянства рожа, грязные, всклоченные волосы, сальная майка. Урод.

Он побрился, принял душ, надел все свежее. Через полтора часа он вбежал в ее подъезд. Плевать на всех! Он заберет ее, и пусть только попробуют ему помешать. Он схватит ее в охапку и увезет к себе навсегда. А с ее родителями он справится, не сомневайтесь. Да кто они такие, подумаешь! Обычные, не очень хорошие люди. Эгоисты и гады, конечно. Но со злом надо бороться, иначе он не мужик. Потому что настоящий мужик борется за свое счастье и за свою женщину. Как он мог оказаться таким слабаком?

Иван стоял у двери и с силой жал на звонок. Не открывали. Прислушался – за дверью была тишина. Что-то случилось? Господи, неужели с Катей? Она с собой что-то сделала? Господи, не допусти, умоляю! Он заколотил ногами по двери. Открылась дверь в квартире напротив, он обернулся. На пороге стояла немолодая женщина в халате и в бигуди.