Дэвид Уоллес - Бесконечная шутка

Музыка все еще играет, без всяких начала и конца, как Филип Гласс на Кваалюдах.

– Над чем мы здесь работаем, – говорит лидер поверх музыки, меланхолично приложив ладонь к широкому лицу, – так это над нашей дисфункциональной пассивностью и склонностью молча терпеть, пока нужды нашего Внутреннего Ребенка не удовлетворятся сами собой. Энергия, которую я сейчас чувствую в группе, – это участливая просьба к Кевину утешить Внутреннего Ребенка, назвав и поделившись его нуждой перед группой вслух. И я чувствую, что мы все понимаем, какой рискованной и пугающей Кевину чувствуется эта идея.

У всех смертельно серьезный вид. Пара мужчин по-беременному поглаживает животики своих мишек. Единственное действительно инфантильное, что чувствует Хэл, – это ингвинальное урчание двух второпях проглоченных всухомятку тяжелых маффинов из отрубей. Струя слизи из носа Кевина дрожит и качается. Худощавый парень, который просил Кевина, пожалуйста, поделиться, инфантильно играется лапками плюшевого мишки. Хэл чувствует, как волна тошноты наполняет рот свежей слюной.

– Мы просим назвать, чего твой Внутренний Ребенок хочет прямо сейчас больше всего на свете, – говорит лидер Кевину.

– Чтобы его любили и обнимали! – голосит Кевин, всхлипывая сильнее. Его лакримукус теперь стал тонкой серебряной ниткой, соединяющей нос и мохнатую макушку мишки. С каждой секундой выражение мишки кажется Хэлу все более зловещим. Хэл гадает, можно ли по этикету АН встать и уйти прямо посередине чьего-нибудь инфантильного откровения о нуждах. Между тем Кевин рассказывает, что Внутренний Ребенок внутри него всегда надеялся, что однажды мама и папа будут рядом, обнимут его и будут любить. Он рассказывает, что но их никогда не было рядом, они вечно бросали его с братом на попечение латиноамериканских нянечек, а свое время посвящали работе и различным типам психотерапии и групп поддержки. Времени рассказ занимает немало, учитывая шмыганья и содрогания в плаче. Потом Кевин рассказывает, что но потом, когда ему исполнилось восемь, они ушли навсегда, погибли, размазанные под дисфункционально рухнувшим вертолетом – дорожным радиорепортером на Джамайка-Вэй по дороге к семейному психологу.

На этих словах Хэл вскинул опущенную голову с овальным от ужаса ртом. Он внезапно осознал, что этот мужик, сидящий под таким углом, что Хэл видит только неузнаваемейшую часть его профиля, оказывается, Кевин Бэйн, старший брат бывшего напарника его брата Орина в парных играх и химических дебошах в ЭТА, Кевин Бэйн, из Дедхэма, штат Массачусетс, о котором последнее, что слышал Хэл, – что он получил степень магистра делового администрирования в Уортоне и сорвал куш на франшизе аркад Симулируемой Реальности по всему южному побережью, еще во время бума на Симулируемую Реальность доспонсированных времен, до того, как экраны «ИнтерЛейс» и цифровые картриджи позволили Симулировать что угодно прямо на дому и эффект новизны пропал 335. Кевин Бэйн, хобби которого в детстве было запоминать планы по амортизационным отчислениям налоговой, а представление об отрыве во взрослой жизни 336заключалось в том, чтобы положить побольше маршмеллоу в вечернюю чашку какао, и который не узнал бы рекреационный наркотик, даже если бы он подошел и ткнул его в глаз. Хэл приступает к поиску возможных выходов. Единственная дверь – в которую он вошел, и она у всех на обозрении. Окон нет совсем.

Хэл холодеет от множественных осознаний. Это не Собрание АН или против наркотиков. Это одно из таких Собраний движения за права мужчин про мужские проблемы, на которые ходил отчим К. Д. Койла и которые Койл любил изображать и пародировать во время тренировок, зажимая между ног палку торчком и крича: «Утешьте вот это! Уважайте соприкосновение вот с этим!»

Кевин Бэйн вытирает нос головой несчастного плюшевого мишки и говорит, что не похоже, чтобы желания его Внутреннего Ребенка когданибудь сбылись. Ванильные звуки виолончели плеера похожи на мычание перепуганной коровы, – возможно, из-за того, где она оказалась.

И конечно, круглый, от ладони которого на мягкой щеке остался след, просит старого бедного Кевина Бэйна в любом случае уважать и назвать желание травмированного В. Р., сказать «Пожалуйста, мамочка и папочка, придите, любите и обнимите меня» вслух, несколько раз, как Кевин Бэйн и делает, слегка раскачиваясь на стуле, голосом, в котором наряду с оглушительными всхлипами теперь чувствуется и старый добрый взрослый стыд. Пара других мужчин в комнате вытирают ярко-белые, незатуманенные наркотиками глаза лапками плюшевых мишек. Хэл с болью вспоминает редкие зиплоки с гидропоникой из округа Гумбольдт, которые Пемулису время от времени присылал через FedEx его меркантильный коллега из Академии Роллинг-Хиллс, – изогнутые желтоватокоричневые почки, такие большие и распухшие от высокого содержания дельта-9-смол, что зиплоки напоминали мягкие лапки плюшевых мишек. Источником хлюпающих звуков за спиной оказался мужчина с добродушным лицом, который ел йогурт из пластикового стаканчика. Хэл без конца перепроверяет информацию о Собрании в маленьком буклете РМБ, который ему дала девушка. Он отмечает, что на нескольких страницах – широкие шоколадные отпечатки пальцев, и что две страницы намертво слиплись из-за, как опасается Хэл, древней засохшей сопли, и теперь еще что дата на обложке буклета – январь Года Молочных Продуктов из Сердца Америки, т. е. почти два года назад, и что вполне возможно, что вежливо-враждебная беззубая девушка из «дома на полпути» «Эннет-Хаус» просто обломала его, отдав устаревший и бесполезный буклет РМБ.