Виктор Дьяков - Изо всех орудий

— Да не решит он сейчас ничего. Во всех частях с автотранспортом та же картина, кое где еще хуже. Что ж ты хочешь по этим дорогам, по горам ездить … не всякая машина выдержит. Все что он мог уже выдал, на армейских передвижных складах пусто, он мне так и доложил, и «Уралы» ему заменить нечем, сам будто не знаешь. Ладно, это второстепенное. Давай о главном — ты мне лучше доложи, как у тебя по линии ракетно-артиллерийского вооружения, снарядов, ракет, мин, патронов достаточно? — резко перевел вопрос с транспорта на боеприпасы генерал.

— Да, с этим все нормально, даже с избытком завезли, — выражение лица комбрига свидетельствовало, что как раз о боеприпасах у него душа совсем не болит.

— Ну, и отлично. Нам сейчас главное не повторить ошибок первой войны, когда мы в какую-то дурацкую игру играли с криками ура и водружением знамен на президентских дворцах. Сколько бойцов зазря погробили. У нас такое преимущество в огневой мощи, что мы можем одним артиллерийским и минометным огнем смести почти всю эту погань, даже не вступая с ними в непосредственный контакт. Понимаешь о чем я говорю, огнем задавить, и таким образом свести потери среди нашего личного состава к минимуму, особенно сейчас, когда дело еще не дошло до штурма крупных населенных пунктов, — командующий поморщился словно от зубной боли и наклонился к уху комбрига, и, явно не желая чтобы его услышала свита, добавил. — Моя бы воля я здесь ни одного города, ни одного села не брал бы и не зачищал. Просто огнем бы сметал и дальше шел. Но разве там на такое пойдут, командарм ткнул пальцем в небо. — Они своих солдат предпочитают класть.

После КП, генерал пошел в расположение подразделений бригады, вглядываясь в вытягивающихся по стойке «смирно» солдат, спросил у комбрига:

— Как с питанием, к продслужбе претензии есть?

— Так точно, — словно спохватился полковник. — Давно хотел этот вопрос поднять. Товарищ командующий, мы же как никак на переднем крае, боевые действия ведем. А кормить бойцов предписано так, будто мы где-то в глубоком тылу сидим. Ну, разве можно на перловке этой или овсянке, потом день целый вкалывать, окопы рыть, технику обслуживать, в карауле стоять. Пусть их в тылу скармливают, а сюда гречки побольше, тушенку не эту новую, в которой мяса нет, а старую из спецрезерва. Я знаю, на складах такая в НЗ еще с советских времен лежит. А с таким питанием … Вон, сами видите, какие у нас солдаты, почти половина с дефицитом веса. Как на «духов» посмотришь, когда в плен попадают … Их там, наверное, отборной бараниной кормят, почти у всех рожи такие отожратые. Посодействуйте, товарищ командующий, надо бы солдатиков хотя бы на передовой по-хорошему кормить, а не овсом с перловкой.

— Впервые за все время командарм улыбнулся и похвалил комбрига:

— Молодец, правильно мыслишь. Только, понимаешь, Виталий Николаевич, ты хоть каждый день своих бойцов свежей говядиной, свининой и курятиной корми, они все равно как эти духи не станут. Какой у нас там сейчас призыв? — спрашивал командарм, скривив в хитром прищуре свое округлое вроде бы типично русское лицо и в то же время совсем нерусские, слегка раскосые глаза.

— Срочники в основном восьмидесятого — восемьдесят второго годов рождения, контрактники постарше, — не понимал к чему клонит генерал комбриг и счел необходимым уточнить. — Я срочников имел в виду, уж больно дохлые, на некоторых смотреть без слез нельзя.

— А ты подумай, почему они такие? … Родились то эти ребята, когда в России голодуха началась, а росли в Перестройку, самые голодные годы. А кто у нас сейчас по призыву служит? Ребята в основном с сел, поселков и маленьких городов, где во времена их детства самое плохое снабжение было. А эти, — командарм кивнул в сторону предгорий и «зеленки», где предположительно прятались боевики, — эти в своих горах всегда баранов от пуза жрали, с русскими не делились, а от России все за бесплатно имели. Весь Кавказ при советской власти лучше России жил. Вот с того у них всех и морды отожратые и шеи как у бугаев. Ты на это Николаич не заморачивайся, русскому солдатику только приказ отдай, он их всех, и с мордами, и с шеями порвет. Приказ, понимаешь, приказ бить, бить без пощады, как они нас бьют, только мы их сильнее ударить можем. А вот приказ-то как раз не всегда вовремя поступает, или вообще не поступает. А наш солдатик без приказа не может в полную силу, без оглядки воевать, оттого и потери. Особенно когда приказывают одновременно и воевать и беречь мирных жителей. Нет здесь мирных, они все, по крайней мере процентов девяносто нас убивать хотят. Наше дело не о этих, так называемых, мирных переживать, для этого в Думе депутатов как грязи, наше дело о наших солдатиках переживать. И смысл этой заботы таков: чтобы меньше наших гибло, надо как можно больше их убивать …