Нгуги Тхионго - Кровавые лепестки

— А, это ты… друг… заходи, заходи. У меня осталась пара пакетов по пяти шиллингов. Тенгета, Только Тенгета. Ха-ха-ха! Заходи.

Он сел на кровать, предложив Мунире складной стул — единственный в его жилище.

— Не опрокинь керосиновую лампу, — сказал Абдулла и только тут заметил, что Мунира не один.

— О, ты привел гостя. Предложи ему стул. А ты, Мунира, друг, садись на кровать. Но только осторожно. Резиновые ремни: они как пружина. Знаешь, я как-то плюхнулся с размаху, так меня сперва подкинуло вверх, а потом я очутился на полу. Ну и кого же ты мне привел? Он тоже любитель тенгеты? Формула нашего учителя: МС = 3Т. Пейте напиток «3Т».

— Ты его не узнаешь? — спросил Мунира, когда все сели.

— Кого? Этот запах?

— Карегу…

— Карегу?

— Да.

— Карега! Карега, брат Ндингури… ну как же… а ты возмужал. Уже старик вроде меня… только седых волос нет… Откуда же ты взялся, из какого уголка этого мира?

Карега коротко объяснил. Но Абдулла явно его не слушал. Вот он действительно переменился: пустые, усталые, глубоко запавшие глаза. Заговорили о том о сем; разговор явно не клеился.

— Ну все равно, добро пожаловать в эту холостяцкую нору, — сказал Абдулла. — Не очень-то похоже на мое прежнее жилье. Но то было в Старом Илмороге. Они заставили нас снести дом. И вот где я очутился.

— Чей же это дом? — спросил Карега.

— Этот дом… и еще несколько домов принадлежат очень важному, облеченному властью лицу.

— Ты хочешь сказать, ему? Этот дом? — спросил Карега.

— Да. За эту комнату он берет сто шиллингов. А со всего дома получает тысячу в месяц. Таких домов у него здесь добрый десяток. Это уже десять тысяч шиллингов.

За несколько досок, обмазанных глиной… Он приезжает в «ранчровере», останавливается на дороге. А за квартплатой сюда посылает своего шофера-телохранителя.

— Но ведь он зарабатывает больше шестидесяти тысяч в день на перевозках сахара и металлоизделий для заводов Макмиллана. И это не считая его официального жалованья члена правительства!

— Вот именно. Шестьдесят тысяч и еще десять тысяч. Итого: семьдесят тысяч шиллингов, — сказал Абдулла.

— Так уж все устроено в этом мире, — сказал Мунира. — Вероятно, он владеет трущобами и в других городах. В нашей Кении можно делать деньги буквально из ничего. Даже из страха. Посмотрите на английскую компанию, которая ведает организацией охраны в этой стране. В каждом большом доме, на каждой фабрике есть охрана. Им следовало бы создать министерство страха.

— Создали бы лучше министерство трущоб, чтоб поддерживать в них хоть какой-нибудь порядок, — добавил Абдулла и повернулся к Кареге. — Когда ты уезжал, я был владельцем лавки. Я и теперь хозяин магазина — на открытом воздухе. Торгую апельсинами у дороги.

Карега попытался перевести разговор на другую, более приятную тему.

— Мунира говорит, что Иосиф поступил в Сириану. Это добрая весть. Он очень способный мальчик. Надеюсь, он не повторит наших с Мунирой ошибок.

— Для бедняков все пути одинаковы, — отозвался Абдулла. — Да, я ведь забыл угостить вас. У меня есть пара пакетов…

Он протянул руку под кровать и достал пакет тенгеты.

— Ты когда-нибудь это пробовал, Карега?

— Да. Однажды в Момбасе. Я очень удивился, увидев тенгету в продаже… но у той был другой вкус. Я все думал, как же случилось, что она стала предметом коммерции.

— Тогда попробуй еще разок. Тенгета чуть было не вывела нас всех в люди. Но она нас и погубила.

— Мне кажется, все эти напитки выпускаются с од-ной целью: одурманить людей, чтобы они не задавали вопросов о своей нищете и не пытались из нее вырваться, — вслух размышлял Карега, вспоминая места, где он побывал, и всяческие крепкие напитки, которые там производились: чанга, кангари, кончай-со-мной-скорее, чибуку; чибуку, например, выпускает теперь африканец, глава родезийской компании со штаб-квартирой в Лондоне.

— Я уже говорил, — продолжал Абдулла прерванную мысль, — что все дороги для бедноты одинаковы. Одностороннее движение: к еще большей бедности, к еще большей нищете. Бедность — это грех. Но подумайте только: именно бедные и расплачиваются за грех, именуемый бедностью, и их наказывают за этот грех адом. Из ада в ад. Ха-ха! Единственное светлое пятно в моем аду — Иосиф. Вот почему мне кажется, что есть еще надежда. А ведь он мне вовсе не брат, — вдруг выпалил Абдулла, и они чуть не подскочили на месте.

— Не брат? — эхом откликнулся Карега.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Мунира.