Сергей Вольф - Хороша ли для вас эта песня без слов

— Вздорная была идея, как это я в прошлый раз не сообразил…

— Вам же тогда нравилось, да?

— Ну да. В этом весь фокус. Вообще-то я догадываюсь, от чего это идет. Я никак не могу найти золотую середину — между своей главной работой и этой вот, ну, не знаю как сказать — парусом, скажем так. Побыстрее хочется его построить, а работы полно. Работаешь-работаешь, потом бросишь — и снова к катамарану, раньше, чем собирался: отсюда и ошибки. От восторга. От душевных восторгов. От предвосхищений. Однако — вперед!

И мы начинали с ним лазить из номера в номер «Катеров и яхт», разглядывая варианты надувных парусных катамаранов. Надувных — потому что тогда судно можно на автобусе, на поезде отвезти куда угодно, на любую воду, туда, например, куда оно своим ходом дойти не может, не по земле же ползти. А катамаранов, то есть двухкорпусных судов, — потому что они шире, устойчивее и вместительнее любой надувной резиновой лодки. Два надутых поплавка катамарана отодвинуты друг от друга на приличное расстояние, они связаны единой металлической конструкцией, площадкой, затянутой крепким куском материи, на этой-то широкой площадке и помещаемся мы и наш груз, а под нами не днище, а вода, висим в воздухе, мчимся, поплавки катамарана едва погружены в воду, буквально на несколько сантиметров, сопротивления воды никакого, мы скользим, скользим, на слабом ветре мы можем даже обогнать приличную яхту… скользим, скользим, обгоняем эту яхту, потрясенные бывалые яхтсмены с этой яхты все как горох сыпятся на один борт, чтобы удостовериться, что не спят, что это не сон, их обходят, обходят… какие-то любители, несмысленыши…

«Эй! — кричат на яхте. — Вы так мчитесь, что мы не видим даже названия вашего судна! Не обгоните ветер!» «Курс бейдевинд! — командует Алексей Яныч. — Этак градусов сорок пять к ветру!»

— Видишь, — говорит Алексей Яныч, заканчивая надувать второй оранжевый поплавок катамарана. — Видишь, какие красавцы. — Я, млея, гляжу на них и подымаю первый. Он легкий, как тополиный пух, который дураки иногда зачем-то поджигают на улицах города. — Легкий, Егор, а? Легчайший. Даже не верится, что оба такие поплавка будут держать, и запросто причем, и тебя, и меня, и груз, и мачту, довольно приличную по длине, и паруса, наполненные ветром. А ведь будут!

Он вздохнул.

— Давай-ка за работу. На нашем маленьком станочке, — глаза его заблестели, — мы сейчас выточим кое-какие детали для корабля. Дюраль у нас есть и латунь у нас есть. У меня один приятель в Москве вечно на какую-то свалку ездит за металлическим ломом. Такой же «таракан», как и я. Знаешь, на меня многие люди сердятся, что я иду по улице и не здороваюсь. Я все глаза долу держу, смотрю вниз.

Он тут же врубил станок.

— Алексей Яныч, — сказал я ему громко, под шум станка. Стружка от дюраля летела с визгом. — Алексей Яныч, давайте заготовки, надфиль, я пройдусь надфилечком по плоскостям, шкурка есть?

— Есть. Возьмем среднюю и мелкую. Вот она, на полу. Рядом, правее, в ящике надфили, там же и напильник крупный. Только возьми серый напильник, а не черный.

— Поехали в яхт-клуб? — Это я звоню Регише.

Наверное, я был в тот момент, как маленький росточек в пустыне или там в полупустыне: еще немного пекла — и я погибну, хоть капля дождя (вам с сиропом или без?) — и я оживу.

— Попозже. Поедем…

Это был какой-то тропический ливень с сиропом — душа у меня засветилась, запрыгала, затрепетала, я даже не расслышал время, которое она мне назвала, услышал только (вернее, сообразил, что услышал), что она говорит о времени, и переспросил, во сколько мы встретимся. Она сказала «привет» и повесила трубку. «А где? — подумал я. — Где мы встретимся? Что, просто у ее парадной или она говорила, где именно, а я прослушал?» Я решил, что если я выйду из дома минут за десять до встречи и буду ждать ее у парадной, то скорее всего не пропущу ее, и успокоился. Относительно, конечно. Относительно того успокоился, что не пропущу Регишу. А в остальном я напоминал деревце, листья которого трепетали на ветру, но на хорошем ветру, теплом, с холодными, правда, струйками.

А в школе в тот день происходило, вернее, произошло черт-те что.

— Милые мои, сказала наша нежнейшая Алла Георгиевна на классном собрании, — скоро конец учебного года, а у нас по плану два культурных мероприятия. Записали мы их в план давно, а разработок никаких не сделали. Надо назначить дни и ответственных.

Все завопили, как дикари на охоте, и могло сложиться впечатление, что все безумно хотят быть ответственными, на самом деле все было, я бы сказал, несколько наоборот.