Ван Мэн - Средний возраст

Ужасы «культурной революции» произвели на Фэн Цзицая, как и на большинство писателей, такое сильное впечатление, что он задался целью создать цикл повестей и рассказов об этом трагическом времени. «В повести под названием «Развилка, устланная цветами», — рассказывал Фэн Цзицай, — я впервые в современной китайской литературе осмелился выступить против хунвэйбиновщины и описать внутренний мир мальчишек и девчонок, присвоивших себе это звание». Это повесть об обманутом левыми демагогами поколении, о девушке Байхуэй, которая участвует в избиении незнакомой ей учительницы. Учительница умирает, а девушка начинает терзаться сомнениями. Потом судьба сталкивает ее с хорошим парнем. Он вытащил из воды тонувшую Байхуэй и, простудившись, заболел воспалением легких. Девушка ухаживает за ним и однажды, когда между ними уже возникла любовь, видит фотографию его погибшей матери — той самой учительницы, которую она в диком исступлении вместе с другими школьниками била прикладом деревянного ружья. Фэн Цзицай воссоздал не столько внешнюю сторону событий, сколько то, что думали и чувствовали непосредственные их участники — мальчишки и девчонки, еще не окончившие курса средней школы, но по указке свыше получившие право судить честных коммунистов, вершить самосуд. После чтения этого произведения Фэн Цзицая в памяти остаются не только сложные переживания героев, но и мелкие детали, которые мог подметить только очевидец.

Действие повести кончается радостным для героев днем — днем ареста пресловутой «банды четырех». Когда повзрослевшая за годы «культурной революции» героиня узнает об этом и понимает, каким жестоким обманом была вся эта страшная «игра» в хунвэйбинов, она решает покончить жизнь самоубийством. После «Развилки, устланной цветами» Фэн Цзицай создал повесть с необычным названием «А!». Это восклицание, выражающее изумление. В русском переводе она печатается под названием «Крик». Герой повести историк У Чжунъи, поначалу эдакий счастливчик, которого не затрагивают сменяющие одна другую проработочные кампании, вдруг в результате собственной оплошности оказывается в самом центре проводимой в Институте истории очередной вспышки «борьбы и критики». Как рассказывает Фэн Цзицай, вся эта история — плод его творческой фантазии, но события описаны столь выпукло и достоверно потому, что перед его глазами стояли десятки подобных историй и судеб китайских интеллигентов, собственный опыт. Как справедливо заметил китайский критик Ся Канда, герой повести — осторожный и осмотрительный человек, давно превратившийся, как говорится, в «птицу, которая вздрагивает при одном виде лука». Если героиня повести «Развилка, устланная цветами» активна, сама рвется в бой с идейными «врагами», то герой повести «Крик» — прямая ей противоположность; однако и Байхуэй, и У Чжунъи в одинаковой мере оказываются жертвами лихолетья.

Фэн Цзицай задумал создать цикл таких рассказов и повестей о трагическом десятилетии, назвав его «В необычное время», чтобы предостеречь от возможного повторения страшных левацких ошибок. «Пока явления, мешающие общественному прогрессу и отравляющие жизнь, глубоко не познаны и до конца не искоренены, пока из них не извлечен урок и остается возможность их повторения — до тех пор произведения, подобные этой повести, не могут быть бесполезными и появление их неизбежно» — эти слова предпослал писатель повести «Крик». И он действительно создал ряд рассказов и повестей, показывающих, как вели себя разные люди в этих сложных условиях. И Фэн Цзицай, и другие авторы современных повестей и рассказов поставили в центр своих произведений судьбы разных людей в бурные и трудные для народа времена — и тех, кто не выдержал и сломился, и тех, кто прошел сквозь все испытания, не роняя своего достоинства и не теряя человеческого облика. Судьбы простых людей — вот основное содержание произведений современной китайской литературы. И, может быть, именно поэтому повесть оказалась жанром, наиболее подходящим для выражения этих писательских намерений. Уместно вспомнить слова В. Г. Белинского: «Что такое и для чего эта повесть, без которой книжка журнала есть то же, что был бы человек в обществе без сапог и галстука, эта повесть, которую теперь все пишут и все читают?.. Когда-то и где-то было прекрасно сказано, что «повесть есть эпизод из беспредельной поэмы судеб человеческих». Это очень верно» [2] В. Г. Белинский. О русской повести и повестях г. Гоголя. Полн. собр. соч., т. I. М., Изд-во АН СССР, 1953, с. 271. . Верно и для китайской литературы наших дней, которая повернулась лицом к жизни и судьбам человеческим.