Ван Мэн - Современная китайская проза

Поначалу ему хотелось восстать против Купидона, воцарявшегося вечерами в окрестностях Сиху. Чуть спустится закатная дымка, по берегам озера, по тропкам и дорогам, огибающим его с севера, запада и юга, на парящих мосточках и пустынных холмах, на дамбе Бо Цзюйи, а особенно на отдаленной дамбе Су Ши, погруженной в тишину, — всюду высыпали парочки, образуя чуть ли не шествие. Сколько людей, столько и любви, так что Китай, несомненно, самая любвеобильная страна в мире. Во время прогулок его, бывало, почти подталкивали к идущим впереди парочкам, и эта уж слишком сладостная картинка заставляла ускорить шаг. Он спешил оторваться от них и отыскивал плоский камень над самым озером. Смотрел на вечерние краски, сверканье звезд, водную гладь, силуэты гор, притихший город. И ему становилось ясно, что тут всюду улыбка Купидона, что, куда бы он ни забрался, где-нибудь рядом, под деревом ли, у воды, на складных стульчиках, прислоненных к стволу, просто на траве, около беседки или облокотившись на поручни моста, окажутся влюбленные. Для него, разумеется, весна юности, любовь — развеявшийся дымок, но он не мог расстаться с глубокой нежностью к молодому поколению, ощущением счастья, даже какой-то гордости, некоего отцовского благословения. Да, он стареет, но жизнь — жизнь все еще молода! Все еще молодо озеро Сиху! Неуничтожима весна, цветущая среди гор и озер нашей страны! Что сильнее может согреть душу человека?

Только потому, думал он, и достоин любви этот мир, неостановимый в своем движении, непрестанно обновляющийся. Только потому развивается человечество, только потому существует жизнь, которую мы так любим, что есть и рождение, и старость, болезни, смерть, есть и родильные дома, и крематории, и детские сады, и приюты для престарелых, и обряды бракосочетания, и траурные церемонии, и молочные рожки для грудничков, и «утки» для стариков, и прорезающиеся молочные зубки, и выпадающие кариозные зубы, и свежие цветы, и опадающие листы, есть весна, лето, осень, зима — и вновь весна, вновь лето, вновь осень, вновь зима…

Порой он завидовал молодежи, ее жизненной силе, смеху. Она бывает саркастичной, смотрит на людей, не замечая их, ибо чувствует: мир нуждается в том, чтобы молодежь привела его в порядок. Вот потому-то жизнь и полна надежд, что входят в этот мир все новые и новые люди, чистые и наивные, всему удивляющиеся, всем недовольные, все жаждущие испытать. Как много дано молодежи! Вечерами на дамбе Су Ши он особенно остро ощущал это.

Но осознают ли эти молодые люди, упоенные сладкими поцелуями, сколь тяжела ноша завтрашнего дня? Сколькими лишениями полны жизнь и борьба, как драгоценен опыт поколения Ли Чжэньчжуна, добытый ценой крови, жизни, пота и слез? Не пустят ли они по ветру все завещанные им революционные завоевания? Пожалуй, стоит обсудить с ними все это. Помнится, в конце тридцатых он агитировал и поднимал ровесников… Жизнь-то, в конце концов, еще не угасла в нем, он, конечно, старая, но знающая дорогу кляча, и его ответственность — да, ответственность — велика, как гора, нескончаема, как река!

До чего ж все это занятно! Отдыхая в дивных краях, степенно любуясь полудиском луны, поднимающейся над ханчжоуской пагодой, вслушиваясь в кваканье лягушат, восхищаясь яхтсменами, рассекающими гладь озера, следя за хохочущим велосипедистом, стремительно съезжающим с пустынного моста, взметнувшегося над озером, обдумывать серьезные государственные проблемы…

И вот пробуждение.

Здравствуй, утро! Здравствуй, новый день! Необыкновенно яркий и стократ драгоценный, как каждый из уже немногих оставшихся ему дней. Здравствуй, чистый гостиничный номер! Здравствуйте, окна и шторы! Дай-ка я откину занавеску, распахну створки — ах, дождь! Кап-кап, кап-кап. Вытяну руку, дотронусь до этой сетки струй, свисающих с неба, несущих земле свежесть. А по каменным ступеням с шумом стекают ручьи, с крыши по водосточным желобам ниспадают струи. Здравствуй, весенний дождь! Здравствуйте, персики, зеленеющие в весеннем дожде! Перед окном прижались друг к другу два персиковых дерева, раскрыв под дождем свою яркую прелесть и трогательную чистоту. Почему так задержались на них цветы? Ведь сезон их цветения уже миновал. Люди, сновавшие перед гостиницей, раскрыли зонтики — как хороши эти красные цветы на черном поле! Сменилась эпоха, зонты и те обрели красоту и изящество, а когда-то Ли Чжэньчжун ходил с увесистым оранжевым зонтом из промасленной ткани. Здравствуйте, зонтики! Под окном затарахтела машина, разок гуднула и, резко повернув, исчезла, только брызги из-под колес полетели. Здравствуй, машина, здравствуйте, брызги!