Зульфю Ливанели - Счастье

Это был метод, изобретенный бизнесменами, ехавшими на отдых в дорогие отели Бодрума и Тюркбюкю вместе со своими семьями. В этих отелях и туристических деревушках чаще всего звучат латиноамериканские мелодии; люди, не прикасаясь ни к книгам, ни к журналам, с утра до вечера лежат на пляже словно тюлени, а вечером развлекаются на дискотеках. После заката у берега появляется катер, и парень в купальном костюме зовет бизнесмена прогуляться по бухте. Человек, отдыхающий на берегу с женой и детьми, соглашается, оставляет свое семейство и спокойно поднимается на борт. Что плохого может натворить мужчина в плавках, даже без обуви, что может быть плохого в получасовой невинной прогулке по заливу?! Однако дело имело особую подоплеку. В заливе за островом уже ожидало большое судно, прибывшее специально из Стамбула, на котором находились русские и украинские красавицы. Один из друзей Профессора так вспоминал о прозрачных телах девушек: «Если она даже вишенку проглотит, то, когда та будет проходить через горло, ты видишь на ее коже розовый след». Может быть, несколько романтично, но правда!

Бизнесмены считали, что нет никакой нужды использовать такие неприятные методы предохранения, как выдавленный сок лимона или презерватив. И через час катер возвращал хорошо повеселившуюся группу в отель. Мужчины воссоединялись со своими женами и детьми, продолжавшими загорать на пляже. Выходил сухим из воды! И начинал мечтать о следующей прогулке на катере по заливу…

Эх, и в самом деле, нелегко перейти к моногамии из османского времени, когда у каждого было по четыре жены, да еще и уйма наложниц! Желание подталкивало мужчин к поиску выхода. А СПИДа никто не боялся – благодаря суннету и лимону.

И что теперь сказать о западных журналистах, которые пишут, что обрезанные мужчины гораздо более устойчивы по отношению к СПИДу?!.

Попутный ветер наполнил паруса, яхта Профессора заскользила по морю в южном направлении. Качаясь на волнах, он думал о том, что террор на турецко-греческом побережье пошел на убыль. На севере военная обстановка намного напряженнее, зато юг сейчас – место всеобщего отдыха. Поэтому, насколько было возможно, он направлял судно в южном направлении.

Иногда в тихое спокойное послеполуденное время он поворачивал яхту в открытое море, смотрел, как преломляются солнечные лучи на водной глади, на острова и разбросанные по этим островам деревни, на столетние пирамидальные кипарисы, на кипрские белоснежные православные монастыри, на маленькие минареты над миниатюрными мечетями на турецком берегу – и каждый раз вспоминал великого киприота.

«О Господи, только не разрушай этой гармонии, – молился Казанзакис. – Ничего другого я не прошу у тебя. Только пусть не нарушается эта гармония!»

И Профессор хотел того же.

Шли дни, и он все яснее понимал, насколько верным было его решение. Он чувствовал себя так, словно у него выросли крылья. Ночные приступы тоже пошли на убыль. Он все еще принимал лекарства, однако сон его стал намного лучше. В ночной темноте яхта уже не казалась ему саркофагом. Это уже не был гроб с заколоченной крышкой.

В один из дней, совершая покупки, он приобрел в магазине большую картонную коробку, обрезал стороны, маркером на одной написал стихи Роберта Фроста. Он очень любил и часто читал Фроста, которого сам переводил в вольной форме:

На другом картоне он написал красным фломастером изречение Мевляны [19] Мавлана Джалал ад-Дин Мухаммад Руми (1207–1273), известный как Руми или Мевляна – выдающийся тюркский поэт-суфий. : «Или выгляди таким, каков ты есть, или будь таким, каким выглядишь!» И повесил обе картонки на стену в каюте.

Он не брился вот уже несколько дней, и белая борода, которая раньше только едва намечалась на подбородке, разрослась и закрыла все лицо. С нерасчесанными волосами и внушительным торсом – он начал ощущать себя почти мифологическим божеством. Пульс стал ровным, движения замедлились, сердце не колотилось от беспокойства, как раньше.

Иногда он забросывал в море удочку, и ему улыбалась удача поймать огромного леща или коралловую рыбу. Немедленно очистив ее, он добавлял сверху немного оливкового масла, выдавливал лимон и съедал рыбу сырой. Но вот музыка во время еды никогда не изменялась: флейта Жан-Пьера Рампля, соединяясь с криками чаек, создавала странный, никогда и никем не сочиненный ранее музыкальный канон.