Зульфю Ливанели - Счастье

Чтобы как-то разрядить ситуацию, она сказала:

– Джемаль, мне что-то попало в глаз. Очень больно. Не посмотришь?

Джемаль отстранился и ничего не ответил.

Однажды на рассвете, открыв глаза, Профессор столкнулся с чудом, которое он запомнил на всю жизнь. Он увидел конусообразный остров, возвышающийся прямо до неба. Странным было то, что остров, выглядевший как скала, совсем не касался моря. Он висел в воздухе, и словно божественная сила удерживала его. Такое можно было увидеть только на картинах Рене Магритта. Это было что-то волшебное, созданное гением, способным изменять размеры и положения объекта, абсолютно не считаясь с законами земного притяжения.

Профессор никогда раньше не видел острова, который висел бы в воздухе, даже во сне. Утес, поросший дерном, был окутан туманом и раскачивался в пустоте.

«Должно быть, игра воображения», – подумал он, однако совсем не испугался, а наоборот – испытал чувство внутренней благодарности. Он поднял якорь и поплыл прямо к острову. Он хотел высадиться на эту сказочную сушу, но – ах, как жаль! – взошедшее солнце похитило захватывающую дух красоту острова и поставило его в ряд обычных. Он стал таким же, как и тысячи других островов Эгейского моря. Туман, закрывающий подножие острова и скрывающий от глаз его соединение с землей, рассеялся. Однако это не испортило настроения Профессору, ведь он все же сумел увидеть на рассвете это чудо – висящий в воздухе утес!

«Такова могла быть и природа мифологии», – подумал он.

В самом деле Эгейское море полно чудес. Беспрерывно меняющийся цвет моря, свет, струящийся из-под наплывающих друг на друга облаков, а еще запах – этот сводящий с ума аромат, который приводит человека в состояние безумного восторга, искушает его совершить что-то необычное, приговаривая: «Как хорошо жить!»

Он не знал, сколько дней прошло с тех пор, как он вышел в море, потому что не следил за временем. Его связь с миром ограничивалась необходимостью делать покупки в небольших прибрежных селениях. Он будто потерял прежний порядок своей жизни. Он двигался туда, куда ветер гнал его суденышко. На протяжении жизни он часто использовал это выражение в переносном смысле, однако на этот раз оно воплощало его повседневную реальность.

Обычно он пользовался попутным ветром, но иногда, торопясь куда-то добраться, запускал двигатель. Паруснику не пристало ходить на моторе, но он, с чувством стыда, все же вынужден был делать это. Потому что Эгейское море полно опасностей – ведь оно было зоной противостояния турецкого и греческого флотов. Берега турецких и греческих островов настолько близки, что порой даже трудно понять, что кому принадлежит. Греция не разрешает приближаться к ее берегам более чем на три мили, и, если войдешь в их воды, тут же примчится торпедный катер либо с Митилина, либо с Самоса, и тогда давай немедленно поворачивай румпель и включай мотор, чтобы поскорее убраться к турецкому берегу!

С турецкой береговой охраной, которая непрерывно отслеживает здесь ситуацию, он установил дружеские контакты, они его не трогали.

Такое положение было очень странным. В некоторых местах турецкий берег и греческие острова находились так близко друг от друга – не то что три мили, а даже полумили между ними не было. Например, Самос так близко от Кушадасы, что до мыса Самоса можно добраться вплавь. И никакой торпедный катер не успел бы напасть, да к тому же по причине географических сложностей в этих местах правила не действовали.

Как-то, маневрируя там, он встретил флотилию турецких кораблей. Один за другим шесть военных судов, словно в знак устрашения, подошли совсем близко к греческим островам, и Профессор с изумлением увидел, что на пандусе даже ракеты были расчехлены и приведены в состояние боевой готовности. Он подошел довольно близко к военным кораблям, турецкие офицеры и солдаты окатили его ледяными взглядами. Они выглядели угрожающе.

Короче, Профессору надоела эта военная атмосфера, греческие торпедные катера и турецкая береговая охрана. В один спокойный день, когда яхта приятно раскачивалась под легким дуновением ветра и не было слышно ничего, кроме звука плещущихся волн, неожиданно все вокруг накрыло оглушительным шквалом шума реактивных двигателей. Турецкие и греческие самолеты играли в ужасную игру, называемую воздушным боем. В игре участвовали и камуфляжного цвета военные вертолеты.