Зульфю Ливанели - Счастье

Если бы Сехер попала в такую ситуацию, то наверняка раструбила об этом на весь свет и принялась капризничать перед семьей. Однако Мерьем не осуждала ее. Не так уж тут плохо, в этом новом для нее мире! На автостоянке впервые в жизни она ела, находясь рядом с мужчинами, рядом с Джемалем. Поначалу ей кусок в горло не лез, она не могла заставить себя есть на виду у всех, но голод быстро победил, и она, адаптировавшись к окружающей среде, смогла почти спокойно закончить есть котлету, запивая ее айраном. А когда в поезде пили чай, она уже не чувствовала никакого неудобства. Словно с рождения жила вот так! Если бы на ней еще не было платка, шальвар и черных резиновых калош!.. Ну, ничего, когда она будет в Стамбуле, то сможет одеться как Сехер. Для этого нужны деньги, а у нее не было и пяти курушей, однако если у всех получается, то и у нее должно получиться, для этого непременно найдется какой-нибудь путь.

Но сейчас все тело болело так, словно ее избивали палкой сорок дней и сорок ночей. Надо было бы встать и пойти в туалет, однако она никак не могла собраться с силами и подняться со своего места. И неожиданно она почувствовала, как между ног стало мокро. Душа ее обмерла от страха! У нее болело все, болел и живот. Она думала – от простуды, а это, видно, были первые проявления выкидыша, который ей сделала нянюшка. С ужасом она подумала: «Что же я буду делать здесь, в окружении стольких людей?!» Наверное, если она поднимется, сзади будет видна кровь… Самое лучшее в такой ситуации было бы убить себя, выброситься из поезда!

Ох, посмотреть бы – сильно ли кровит, сильно ли испачкалась сзади ее цветастая фланелевая юбка? Пока не поднимешься, не поймешь! Надо было встать и пойти в туалет, но как дальше быть, что подложить? В селе, случись такое, тетушка дала бы ей чистую тряпку, которую можно было бы заткнуть между ног, а когда она сильно промокнет, постирать. Здесь же у нее не было ничего! Отрезанную от старой фланели тряпку надо было стирать тщательно, замывая кровь в холодной воде. И следить, чтобы она не засохла, беречь от высыхания. Горячей водой или мылом кровь отстирывать нельзя, будет намного хуже, кровь въестся в ткань. Но сейчас у нее нет никаких тряпок! В сумке, которую наспех собрала и всунула ей в руки змея Дёне, лишь несколько смен одежды. Мерьем даже подумалось, что та специально не положила в сумку тряпок, чтобы досадить ей. От страха она даже забыла о своих болях. Джемаль сидел около нее, закрыв глаза, жена чиновника дремала, женщина напротив лежала без движения, словно труп, а ее муж храпел, открыв рот. Только одно оставалось Мерьем – взяв сумку, найти там что-то из платья и в туалете порвать на тряпки. Они будут ей очень нужны, потому что кровь несколько дней будет течь без остановки, так предупреждала нянюшка. Однако для этого нужно встать и у всех на виду, повернувшись к полке, взять лежащую там сумку. Если же сзади есть кровь, то каждый увидит это. И все всем станет понятно. «О Господи, помоги мне!» – произнесла она мысленно и поднялась. Повернувшись спиной к спящей женщине, Мерьем выпрямилась и взяла сумку, но открыть ее и достать платье у нее не хватило мужества. Прикрываясь сумкой сзади, она потихонечку выскользнула наружу. И все же она знала, что вслед ей смотрели. Если есть кровь, то Джемаль, открыв глаза, должен был это увидеть.

Ей пришли на память произнесенные со вздохом слова биби: «Пропади она пропадом, эта женская доля!» От этого грешного места с самого детства на голову женщин сыплются беды.

Щелкнув дверной задвижкой, Мерьем направилась в конец коридора, в туалет. Вокруг никого не было. Она провела сзади ладонью по юбке, пытаясь понять – мокрая или нет, однако так и не поняла.

Голова раскалывалась, из глаз текли слезы. Шмыгая носом, она открыла сумку и, вытащив какое-то платье, начала его рвать. И вдруг увидела такое, аж дух захватило! В самом ли деле это так, не ошибается ли она?! В тамбуре последнего вагона стояла Сехер и курила сигарету. А Мерьем смотрела на нее. Из-за того, что между ними были стеклянные двери, Сехер не приходило в голову взглянуть в соседний вагон, и она не видела Мерьем. Затем Сехер открыла дверь со своей стороны, прошла между вагонами и направилась прямо к ней. Когда открывались двери, от рельсов снова послышался ужасный шум. Трак-тики-так, трак-тики-так! Однако шум этот не шел ни в какое сравнение с бешеным стуком сердца Мерьем.

Сехер взглянула на нее и воскликнула: «Ты больна!» И положила свою руку на пылающий лоб Мерьем. Девочка была в таком плачевном и бедственном состоянии, что сердце Сехер сжималось, глядя на нее. Только на бледном лице, вопреки всему, светились огромные зеленые глаза. «Словно два диких цветка», – подумалось Сехер. Девочка выглядела очень плохо, а немного раньше, прикрываясь сзади, она старалась порвать платье, и Сехер догадалась, в чем дело.