Андрей Сысоин - Богословские беседы Андрея Сысоина

— Петя, да ведь они были фашистами, — огорошил еретика режиссер.

— Как это?

— Это даже хуже атеизма, — глаза режиссера убежденно горели, — твои гностики лишают людей не только свободы выбора, но и свободы сознания — повергают в прах бессознания! Манипуляция общественным сознанием — фашизм! Ты страшный человек, Петя…

На это ересиарх не нашел ответа. Он только невозмутимо зрил на режиссера и наперво помыслил: до чего свежо и оригинально может соображать провинциальный абсурдист, но с точки зрения историософии… Но здесь странное чувство обвалилось и придавило ересиарха.

— Если хочешь оставайся, слушай музыку, я побежал, — и только режиссерские пятки мелькнули за порогом.

Петр не мог оставаться. Он вышел в темный коридор, больше напоминающий подземную коммуникацию огромного города, и ткнулся в свою комнату. Дверь была заперта, за ней не горел свет и слышалась недвусмысленная возня. Пошел тогда неприкаянный еретик куда глаза глядят и набрел на келью проповедника и прокурора С.Козлова.

Тот уютно сидел со свободным писателем О.Н.Ершовым за бутылочкой водки. Ересиарха усадили и налили стакан.

— Вот вы все спорите о духовности, — обращаясь к стакану Петра обронил писатель Ершов, — одного только вы не узрели с режиссером: здесь она — духовность — в этом стакане. Aqua vita — все: Бог, любовь, вечность, доброта, сила. Все дарит она человеку. В питии русская религия, с самого начала.

— А в тебе — наше русское знамя, — добавил, указывая на Олега Николаевича, проповедник Козлов.

Действительно, был похож Олег Николаевич на былинного витязя, только распустившегося от безделья. А ведь были времена, когда подобно Ильюше Муромцу стоял сержант пограничных войск О.Н.Ершов на страже русских рубежей. Но это только добило ересиарха. Он продлил свой скорбный путь. Под его ногами простиралась огромная языческая империя. Слабы были в ней ростки православия.

И как в древние времена обитали в ней миллионы язычников, не верующих ни во что.

Вот только чудо могло их озадачить, даже самое незамысловатое. И в этом было Петра предназначенье: освоить гностическую магию и с ее помощью привести толпы неверующих к свету истинной веры. Пусть Церковь осудит его, пусть на спасителя нации ляжет проклятие! И этот мученический святой путь, глядя трезвыми глазами абсурд-режиссера — всего лишь дорожка в Третий рейх! Живо представил ересиарх кинохронику 30-х годов и увидел огромные экстатически воодущевленные толпы…

О, Дьявол — Истина ослепила наглого еретика!

Не знамо как оказался он опять в пустой шпагинской комнате, схватил в руки первую попавшуюся пластинку (Лед Зеппелин "Лестница на небеса"). И от трубного гласа тяжелого рока задрожал заволжский лес! Возгордился ересиарх: восхотел разрушить стены вокруг себя. Ударил со всей мочи в кирпич кулаком, хряснул и сломался мизинец, с потолка загрохотала люстра. В наступившей тьме ослепительно блеснула последняя мысль: есть фашизм — будет и еврейский погром…

Под звуки бессмертной баллады метал ересиарх за окно два десятка, любовно наполненных режиссером для цветочка отстоенной водой, трехлитровых баллонов.

Красиво грохались баллоны об асфальт и разлетались мириадами бриллиантовых брызг. Потом полетело на пол все, что могло упасть. Но и этого было мало.

Помчался Петр по коридору чтобы влететь в жилище, где проводил редкие минуты уединения Олег Николаевич. Здесь тоже нашлось много бутылочной посуды.

В приятном благорасположении духа вел О.Н.Ершов в гости к себе С.Козлова. Не обращал он внимание на непривычно-испуганное затишье. Таинственная аура многострадального Дома напряглась и завибрировала от мощного эмоционального всплеска. Но сорокоградусная духовность притупила восприятие чуткого трансценденталиста. И вот, шевствуя впереди, он уже вступил в коридорчик родного блока и собрался завернуть за угол, когда раздался взрыв и перед его носом пролетел осколок.

— Ложись! — с грохотом падая заорал мгновенно превратившийся в сержанта пограничных войск КГБ СССР О.Н.Ершов.

И не успел. Отрекошетивший от косяка осколок вонзился в голову идущего сзади старшего лейтенанта Козлова. Последнил падал навзничь. Война — прокуроров убивают! — пронеслось в голове сержанта. Он был отважный воин и не раздумывая больше пополз вперед, то есть за угол. Там никого не было. Тогда, встав на четвереньки, сержант быстро побежал в свою комнату. Там его ждали одни неприятности: весь многомесячный мусор и пыль взметнулись к потолку, в желтой мгле среди феерически парящих вещей металась чья-то фигура, похоже, с четырмя руками. Услышав сержанта, она обернулась, издала жуткий клич и обрушила на жертву град изощренных ударов всеми четырьмя руками. Тяжелый Ершов увиливал от смертоносного смерча как балерина, но наконец обессилел, упал и придавил агрессора своим весом.