Яна Жемойтелите - Хороша была Танюша

— Шесть часов, — ответила Танюшка, немного смешавшись под ее пристальным взглядом.

— Это замечательно, — насмешливо ответила женщина. — А вам янтарные сережки к лицу.

И, резко развернувшись, она зашагала прочь. А Танюшка почему-то долго смотрела ей вслед и думала, что брючный костюм — это вообще-то стильно. И еще ей почему-то подумалось, что эта женщина каким-то образом связана со смертью. Может быть, ее черный костюм казался траурным, особенно в летний день. Однако было в ее облике что-то еще притягательное и одновременно пугающее, страшная загадка, похожая именно на тайну смерти. Хотя фу, глупости какие.

Следующим утром Танюшка достала из шкафа золотисто-охристый брючный костюм, подумав: «Почему бы и нет?».

Когда по поводу пуска первой очереди картофелехранилища пили шампанское, к Танюшке прибился дядька с большим красным носом, который, видно, так и не отошел с мороза или, напротив, оттаял и покраснел в тепле. Спросил:

— Так вы здесь работаете?

— Да, переводчиком.

— Это прекрасно. Нам крайне необходимы переводчики.

Кому «нам», Танюшка так и не поняла, потому что позвал Тимо, чтобы поговорить с представителем Вологды о строительстве такого же овощехранилища.

Потом Михаилу Евсеевичу вручили какую-то грамоту за доблестный труд, а он в ответ произнес речь о том, что в скором времени все население республики будет обеспечено картошкой, а там, глядишь, и капустой, дай бог только вторую очередь запустить. Ну, это только через год, vuoden kuluttua, ответил Тимо. Глаз у него больше не дергался, потому что он подналег на шампанское, и ему было уже откровенно плевать, что там и как переводит Танюшка. А она в свою очередь думала, что целый год — это же кошмарная уйма времени. И весь этот год ей придется каждое утро ездить на окраину, переводить перебранку финнов с Михаилом Евсеевичем, и ей вдруг сделалось откровенно скучно, и свет ярких ламп будто бы слегка померк. По соседству вновь возник этот дядька с красным носом.

— Как же это вы в овощехранилище работаете, синьора Вишенка? — вкрадчиво спросил он. — Место не больно-то веселое.

— Выбирать не приходится, — нейтрально ответила Танюшка.

— А нам переводчики о-очень нужны, контакты с Финляндией будут только расширяться…

И он растворился в группе таких же начальников в серых костюмах, как будто не хотел, чтобы их кто-то зафиксировал вместе, хотя они же просто разговаривали.

А через несколько дней Танюшку искал по всему картофелехранилищу испуганный Михаил Евсеевич Круглов:

— Татьяна батьковна, тебя из «Проммашимпорта» ищут. Чего еще натворила?

— Да это же Горбачев сам велел своим вассалам навести порядок. Ему-то самому не с руки, он же демократ, — Сергей вел машину уверенно и легко, из-под колес на каждом повороте летела желтая пыль. — Когда только эту дорогу приведут в божеский вид? Позор, по ней еще финны ездят! Того и гляди подвески полетят!

И он еще долго разорялся по поводу дороги, ведущей к желанному дому от пропускного пункта Вяртсиля-Ниирала. Танюшка слушала вполуха, радуясь, что возвращается не просто домой, а по большому счету на родину. Теперь, если бы у нее спросили, а что же такое родина, с чего она начинается, она бы ответила совершенно искренне, что родина — это деревянный домик на силикатном заводе, во дворе которого сидит лопоухий добряга Дюбель, кусты калины у забора, мама возле печки и Майка, которую на время Танюшкиных командировок по линии «Проммашимпорта» оставляют на маму, и мама этому очень даже рада. Вот, говорит, я с самого начала хотела, чтобы Майка у меня на силикатном жила. У вас там в городе топят через пень колоду, всю зиму мерзли, а моя печка не подведет, и полдня ребенок во дворе на свежем воздухе…

Как только Танюшка перешла работать в «Проммашимпорт», сразу же начались командировки в Хельсинки, и Майку нужно было просто куда-то на это время пристроить. Забрав дочку из садика, Сергей вез ее прямиком на силикатный, а утром ни свет ни заря заезжал, чтобы отвезти в садик, и как-то все это устроилось в конце концов. А того красноносого дядьку, — кстати, у него и кличка оказалась Нос, — из директоров «Проммашимпорта» весьма скоро уволили с повышением. Танюшку он на работу брал, естественно, с прозрачной целью, не подозревая, чья она родственница, однако Петр Андреевич, оценив ситуацию, подсуетился.

Хотя к той самой родине с Дюбелем под кустом калины у забора деятельность Носа не имела никакого отношения. Танюшка давно поняла, что родина выживает благодаря усилиям таких незаметных людей, как мама, которые умеют радоваться уже тому, что новый день наступил, и ничего большего давно не ждут. Примерно таким человеком был еще Маринкин муж Володя Чугунов, который так и работал плотником и по-прежнему жил с Маринкой в старом доме на силикатном. Он построил во дворе теплицу и посадил картошку, чтобы просто было что есть, потому что Маринка сидела на особой диете, а в магазине давно уже вообще не продавали ничего, кроме хлеба и квашеной капусты.