Яна Жемойтелите - Хороша была Танюша

Но вот наконец из-за поворота вынырнули оранжевые «Жигули». На кольце Сергей развернулся весело и резко, так, что в воздух взлетел веер снежных колючих брызг. Потом, тормознув на остановке, вышел из машины и поспешил к ней, приобнял за плечи:

— Замерзла? Виноват, на переезде долго стоял…

Она ощутила на щеке его теплое дыхание и именно в этот момент поняла, что окончательно пропала. Она едва сдержалась, чтобы не прильнуть к нему, закрыв глаза, ткнуться носом в меховой воротник его куртки, пахнущий одеколоном с нотками лимона и мяты.

— Полезай в машину скорей, там тепло…

— С-сергей Петрович, — только и смогла вымолвить она.

— Да какой я тебе Петрович? Просто Сергей. Серега — если хочешь.

Он усадил ее в машину, и пока они ехали — Танюшка сама толком не понимала куда — ноги ее и руки постепенно отходили, оттаивали, наливаясь жизненным теплом. Потом было какое-то кафе — за поднявшейся метелью Танюшка довольно смутно поняла, где именно они остановились. Да и вообще все вокруг было как в белом волшебном сне, из которого так не хочется выныривать в действительность.

Удостоверение Сергея открывало любые двери — Танюшка убедилась в этом сразу же на входе в кафе, в которое они проникли, минуя очередь на крыльце, как важные гости. В кафе играла музыка, и в ожидании официанта Сергей рассказывал ей, что наконец-то начали выпускать пластинки западных исполнителей, которые раньше считались идеологически вредными. Рок, диско… Андропов якобы хочет подорвать спекулянтам базу, но это так, самооправдание системы, что ли. А ты знаешь, что Андропов очень хорошо исполняет на рояле композиции Глена Миллера?

— Кого?

— Глена Миллера. Был такой известный джазовый музыкант, разбился на самолете над Ла-Маншем во время войны. Он и внешне очень на Андропова похож, просто одно лицо. И где, по-твоему, Андропов джаз научился играть? У нас в лесах, когда партизанил?

— Но Миллер же давно погиб.

— А может, это Андропов погиб, а Глен Миллер теперь нами руководит.

Танюшка слушала, раскрыв рот, и абсолютно не замечала, что все мужчины в кафе откровенно ее разглядывают, позабыв своих дам. Она сидела под светом красного абажура — тоненькая, как веточка, с перекинутой через плечо черной косой, будто нарисованная тушью на стекле, тронутом морозными узорами.

— Ты голодная? Есть хочешь? — неожиданно спросил Сергей.

— Я… Нет-нет.

— Рассказывай, — так и не дождавшись официанта, он направился к стойке разбираться, и через пять минут им уже подали по бокалу вина и что-то еще, кажется, шницель с картошкой фри. В общем-то было вкусно, но Танюшка почти не понимала, что такое ест. Она понимала только, что соприкоснулась с каким-то иным, неизвестным ей миром, который существовал параллельно ее маленькому мирку, но был закрыт для обитателей заводской слободки. Она боялась только чем-нибудь себя выдать, на поверку оказаться простолюдинкой, которой не место рядом с мужчиной, запросто рассуждавшим о неизвестном ей Глене Миллере или даже самом Андропове, который, может быть, и есть Глен Миллер. От вина голова у Танюшки совсем поплыла, и она окончательно убедилась, что все происходящее — точно сон, сон…

— Да не вертись, егоза, я же уколю!

Мама прикалывала последние булавки, и Танюшкина талия рисовалась в зеркале, как ножка хрустальной рюмочки.

— Господи, да тут целых четыре вытачки придется делать. Ну, красуйся себе, пока деток не завела. Потом уже не будет этакой талии. Ой, доченька ты моя-а…

— Мам, ты так не переживай, — подала голос Настя. — Я вот замуж никогда не выйду. Нафиг мне это нужно — супы мужу готовить и носки его вонючие стирать.

— Влюбишься, куда денешься? — ответила мама, чуть повеселев.

— У Ветровых «Вятка»-полуавтомат, — рассказывала Танюшка Насте.

— Это чего такое? Эта «Вятка» сама стирает, что ли?

— Ну почти. Мне Серегина мать сказала, что это и есть настоящее освобождение женщины.

— Чего-о? Какое еще освобождение? — прыснула Настя.

— Ну от стирки хотя бы она освободилась, когда эту «Вятку» купила. Она вообще философию ведет на истфаке. Поэтому и говорит мудрено. Я сама ее не всегда понимаю.

— Иди ты. Так это тебе философию и учить не придется.

— Вот уж нашла женщина, чем заняться. Философией! — мама вклинилась в разговор. — Это же все равно, что мужчина-гинеколог. Ума-то нет, вот и лезут, куда не надо.

— А еще плита у них электрическая, вот! — похвасталась Танюшка.

— А я все не нарадуюсь, что ты, доченька, не будешь с дровами мучиться. Нам, видишь, газ который год провести не могут, а там — электрическая плита.