Яна Жемойтелите - Хороша была Танюша

Я часто вспоминала именно этот эпизод из Мишкиного детства, даже не знаю почему. Помнится ведь всякая ерунда, а не торжественные события вроде выпускного бала.

Совсем недавно, когда Мишка приехал из Питера в конце лета, чтобы навестить «старую больную мать», как некогда моя мама называла себя в возрасте пятидесяти с хвостиком лет, я угощала его яблочным пирогом и наблюдала исподтишка, удивляясь, куда же делся тот маленький мальчик с румяными щечками, которого я тащила за собой на санках темными переулками. Вроде бы это случилось только вчера, я по-прежнему существую и переулки на месте, значит, и он где-то есть. Но кто же тогда этот молодой человек с бородкой, который с аппетитом уписывает яблочный пирог и отвечает на мои расспросы скупыми короткими фразами, типа: ну ма-ам, отстань…

— Ну, явился к тебе этот хрен с коробкой конфет, и дальше что?

Я вынырнула из забытья, спугнутая вопросом Сергея.

— А, этот. Он стал ко мне захаживать, пил чай и говорил о проблемах русской литературы, однажды даже сводил меня в филармонию на скучнейший концерт, который я еле высидела, потому что предыдущей ночью Мишка орал и не давал мне спать. Где-то через месяц мы перешли на ты, а там оказались в одной постели. Без пиджака он оказался не таким широким в плечах, без очков — довольно глупым на вид. Хотя не подкачал, когда снял трусы, но — никаких чувств с моей стороны. Вот именно что мальчику нужен отец, — так, по крайней мере, все тогда говорили, и я тоже так думала. А потом я однажды недосчиталась долларов, которые лежали в ящике с постельным бельем. Такой простой конвертик под стопкой наволочек и простыней. На прошлой неделе еще была тысяча, и стало вдруг восемьсот… Вот куда они делись? В квартире были только я и он…

Сергей встал, чтобы набросить на меня клетчатый шерстяной плед.

— Но мне совсем не холодно…

— Ты свернулась клубочком, как кошка, я просто подумал…

— Ну хорошо. Спасибо. Так вот, я, конечно, устроила разборку, а он: как тебе такое в голову пришло, я кандидат наук! И хлопнул дверью с оскорбленным видом.

— А доллары ты так и не нашла?

— Нет. Но оно и к лучшему. Откупилась я от этого хрена и поплыла себе дальше. И все, кто впоследствии появлялся на моей орбите, были нытиками-интеллигентами, по сути альфонсами, потому что на чистой работе платили мало, а строить теплицы они не хотели. Только мечтали, как бы продать моих голландцев и все, что еще можно продать.

— А твой сын? Где он теперь?

— В Питере. Поступил в ЛГУ, там и остался. Ты ведь сам знаешь, наверное, что мальчики уходят рано и навсегда. И надо их отпустить от своей юбки. Хотя это очень и очень сложно.

— Да… — Сергей прошелся по комнате, подкинул в огонь брикет. — Улдис долго не хотел меня принимать, мы и говорили с ним на разных языках, хотя он хорошо понимал по-русски. Пару раз брал его на рыбалку, ночевали у костра — ни гу-гу. Потом он однажды крючок насадил на палец, да так, что зазубрина насквозь прошла и из пальца торчала. С минуту терпел, не признавался, потом подошел и молча мне показал. Меня аж пот прошиб, я же перед Лаймой за него отвечаю! Хорошо, кусачки в кармане нашлись, я зазубрину откусил и осторожно крючок вынул, потом сразу в аптеку поехали, я рану перекисью обработал. И тут он вдруг на меня глаза поднял и сказал по-русски: «Только маме не говори!»

— А сейчас? Общаетесь?

— Редко. Последний раз виделись в Лондоне, я летал туда навестить дочку, ну и он был проездом. Русский почти забыл, слушает, что я рассказываю ему, и только кивает. Может, и не понимает половину, не знаю. Ты права: мальчики уходят навсегда, и хорошо, если хотя бы помнят, кто их родители.

— Ты заметил, что мы только и делаем, что рассказываем друг другу о прошлом? — я сама поняла это уже давно, но так и не смогла соскочить с темы. — Бойцы вспоминают минувшие дни. Как будто все самое важное, что только может случиться с человеком, с нами уже случилось. Отшумело. Состоялось в той самой стране, которую мы так не любили. А теперь мы преспокойно пребываем себе в возрасте дожития, как говорят в Пенсионном фонде.

— Как? В возрасте дожития? — рассмеялся Сергей.

— Вот видишь, тебе смешно. А между тем — ну что еще остается делать? Именно только доживать. Я знаю немало вполне достойных женщин, которые воспитали детей, выпустили их в мир — и растерялись. Кто-то очень быстро спился, кто-то подался в секту. Вышивкой, по крайней мере, не занялся никто, хотя в магазинах полно вышивальных наборов. Тут тебе и котята, и французские пейзажи…