Я-то особо и не переживала по поводу этой кильки, — вообще вряд ли мне что уже повредит. Я успела хватануть за свой век достаточно радиации и космического холода, однако пока живу. А разговор про кильку завела специально, чтобы не сболтнуть про тот альбом в ящике письменного стола, как привет от покойной Тани. Вопрос крутился у меня на языке, но тогда я бы себя выдала с головой.
— Странное дело, у меня не осталось претензий к советской власти, — я намеренно отвлеклась. — Испарились, перетерлись…
— При чем тут советская власть?
— Да это все килька. Типичный ужин восьмидесятых — картошка и килька в томате. Вспомнилось. Дешево и сытно. Хотя у меня советская власть отобрала все, что только можно… Это я опять по поводу претензий. Не просто квартиру, а родное гнездо и родной город, причем на законных основаниях.
— В твоей ситуации никакой адвокат бы не помог. Хотя вроде бы эта история и смахивает на преступный умысел, причем продуманный до мелочей. Можно было потребовать эксгумации для выяснения точной причины смерти. Но в том-то и дело, что там все уж слишком гладко сложилось, одно к одному, без зацепок. А в случае умысла обязательно где-нибудь да прорвется, это я тебе как бывший следователь говорю.
— По-твоему, со мной поступили по справедливости?
— По закону. А по советским законам мы все были в вечном долгу перед родиной. Уже за то, что живем на свете. По крайней мере, я именно так себя и ощущал. Хорошо, батя у меня был не промах. Научил держаться на плаву. Теперь наконец можно помянуть его добрым словом.
— Что значит держаться на плаву?
— А то ты не понимаешь.
Конечно, я понимала, что такое держаться на плаву при советской власти. Это «быть хитрей» — обманывать, утаивать, недоговаривать, идти в обход, вроде моей тети Кати. Впрочем, с тех времен мало что изменилось. Хочешь преуспеть — будь хитрей. Или занимайся порно, как учила надпись над кестеньгской школой.
— Меня только вот что удивляет, — я наконец покончила с килькой и подобрала остатки на самом донце кусочком хлеба, как всегда делала мама, — люди больше не скрывают своих карьеристских планов, напротив, это даже вопрос престижа, а вот искренних чувств страшатся. Стоит попасться на любовной истории — и сразу мировой скандал, как будто это что-то противоестественное. Нет, в самом деле. Что плохого в том, что человек влюбился? По-моему, это только говорит о том, что он по-прежнему человек, а не андроид.
Сергей как будто вздрогнул, или мне померещилось.
— Мне очень нравится смотреть, как ты ешь, — ответил он.
— Почему?
— Потому что это проявление твоих естественных чувств. И получается у тебя с большим аппетитом.
Нет, вообще, когда влюбляется человек простой и даже, может быть, грубый, это гораздо интересней, чем жиденькая интеллигентная влюбленность, — я опять вспомнила Шашу. Неотесанный человек будто даже на себя злится, что с ним такое взяло и случилось, что он в кого-то там втрескался. Он и склонен говорить о своей любви ругательно, иногда — исключительно матом, потому что иных слов не знает для выражения слишком сильных эмоций. Он этому не обучен.
Другое дело Сергей. Сейчас он намеренно ушел от темы любовных историй, а заодно и отношений со своим отцом. Это что-то да значило.
— Кофе будешь? — спросил он, разливая кофе по чашкам и, конечно, зная, что я буду кофе.
— Конечно буду. И вообще я тут оголодала, пока ты ездил по своим делам.
Я знаю, что мужчины очень любят изображать чрезвычайную занятость неотложными делами, равно как и бюрократические конторы, которые они по этим делам посещают.
— Тебе удалось уладить дела? — спросила я, изображая глубокую заинтересованность.
— Это оказалось не так сложно. Отец оставил завещание в ящике письменного стола, это сразу решило дело. Хотя я о завещании даже ничего не знал. И мог бы просто его не найти. Но батя мой был хитрый жук, ему хотелось, чтобы я приехал сюда и покопался в его кабинете.
— Зачем?
— Наверное, приспичило, чтобы я кое-что вспомнил. Он сунул завещание в старый альбом с фотографиями.
— Как странно. Почему?
— Ну, это мне в упрек, что я будто бы бросил Таньку на произвол судьбы. По крайней мере, я понял его жест именно так.
— А ты… разве нет?
— Я тоже мог бы много чего ему предъявить, однако предпочел просто порвать отношения. Это как раз тот случай, когда обсуждать и делить больше нечего. Пусть даже с родным отцом. Тебе не нравится кофе?
— Нет, почему? Пусть немного остынет. А еще мне хочется конфет «Мишка на севере».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу