Ричард Руссо - Эмпайр Фоллз

Глядя на безлюдную улицу, Майлз невольно склонялся к мысли, что все жители города могли слышать ее жуткие крики. Его брат, тогда еще совсем юнец, прятался на дне пивной бутылки, отец — на Флориде-Кис. И сейчас Майлзу нетрудно поверить, что ее крики спровоцировали массовый исход, длившийся вот уже два десятилетия, паническое бегство прочь от ее боли опустошило город.

— Высади меня у «Каллахана», — попросил Макс.

Майлз выдержал паузу, затем уставился на отца.

— Ты имеешь в виду вон тот «Каллахан»? — спросил он, указывая на краснокирпичный бар на противоположной стороне улицы, заведение, принадлежавшее его теще.

— Точно.

— И ради этого ты заставил меня сделать крюк?

— Может, я хотел подольше побыть с моим сыном. Или это запрещено законом? — Майлз вздохнул. У старика определенно не было совести. — А с какой стати у тебя тут справочник по недвижимости на Мартас-Винъярде? — полюбопытствовал отец, тыча пальцем в бардачок.

— Это запрещено законом?

— С тебя станет переехать на какой-нибудь остров, — не унимался Макс, — и бросить меня здесь без работы. А если я захочу тебя повидать, мне придется добираться вплавь.

— Я никуда не уезжаю, папа. Ты же сам сказал, — напомнил Майлз, — далеко мне не уйти. Я провел там неделю в отпуске.

— Мог бы взять меня с собой. Я бы не отказался от отпуска. Но тебе и в голову не пришло, верно?

Майлз остановился рядом с «Каллаханом». Когда отец начал вылезать из машины, Майлз сказал:

— Папа, у тебя до сих пор еда в бороде.

— Ну и что? — буркнул отец, захлопывая дверцу перед возможностью начать новую жизнь.

— Похоже, миссис Роудриг не нравится моя змея, — сообщила отцу Тик.

Было это в четверг, в середине сентября, а по четвергам Тик с Майлзом всегда ужинали вместе, поскольку Жанин до восьми вечера исполняла обязанности администратора в фитнес-клубе, Тик же отказывалась садиться за стол вдвоем с Матёрым Лисом. Вдобавок в «Имперском гриле» четверги были объявлены китайскими. На сей раз Дэвид приготовил нечто особенное под названием «дважды сваренная лапша с гребешками в соусе хойсин». Его брат, глядя на эту авантюрную стряпню, улыбался и вспоминал старого Роджера Сперри, чьими фирменными блюдами всегда были жаренная во фритюре треска с соусом тар-тар, картофельное пюре с говяжьей подливкой, а на десерт яблочное пюре с так называемыми домашними булочками. Насчет макарон у Роджера имелась своя теория, которую он, впрочем, не часто применял на практике, — держать макароны в кипящей воде, пока они точно не сварятся, чтобы не варить второй раз. А кроме того, настаивал Роджер, какого черта было сражаться в окопах мировой войны, если, вернувшись домой, ты принимаешься потчевать клиентов хойсином , то есть не пойми чем. Так поступают те, кто проиграл войну. (Роджер не делал различий между японцами, в вооруженном конфликте с которыми он участвовал, и китайцами, не воевавшими ни на чьей стороне.)

«Международные вечера» поначалу вызывали у Майлза большие сомнения; идея принадлежала его брату и являлась частью плана по привлечению клиентов со стороны — в конце концов, надо же было что-то делать, если они хотят, чтобы ресторан выжил в условиях местной экономики. Пятничные и субботние вечера не сразу принесли прибыль, но Дэвид верно предсказывал: недорогая этническая еда рано или поздно привлечет студентов и молодых преподавателей, а потертую, прожженную сигаретами стойку и шаткие столики «Гриля» эта публика сочтет «честными», или «ретро», или еще чем-нибудь этаким. В этот лишь второй китайский четверг — придуманный в дополнение к итальянским пятницам и мексиканским субботам — Майлз радовался почти полному ресторану; многие пришли впервые, видимо не желая упускать шанс выяснить, улучшает ли вкус лапши повторная варка. В короткое затишье Дэвид поднял голову от плиты, оперся на кулинарную лопатку и, поймав взгляд Майлза, выгнул бровь. Недурно? Майлз кивнул. Недурно.

В самом деле, этим вечером все было более чем «недурно». Конечно, первая неделя по возвращении с Винъярда выдалась тяжелой, но этого следовало ожидать. Каждый год Майлз покидал остров с неизбывным ощущением, что ни он лично, ни его жизнь не состоялись. Остров ли навевал такое настроение? Возможно. Хотя скорее это было как-то связано с Питером и Дон: сами того не желая, они напоминали ему, кем он хотел стать, когда все трое учились в колледже. Впрочем, не факт, что их тоже не мучили подобные сожаления. В студенческую пору Питер мечтал стать драматургом, Дон — поэтом. По их рассказам о том, чем они занимаются на телевидении, легко было предположить, что теперь они спрашивают себя, стоило ли отказываться от достижения первоначальных высоких целей. И может быть, им, как и Майлзу, хотелось верить, что в некоей параллельной вселенной у каждого имеется двойник, проживающий за них ту жизнь, о какой человек мечтал в юности.