Ричард Руссо - Эмпайр Фоллз

Зак Минти вскочил на ноги и заторопился к центру поля, а квотербек Фэрхейвена остался лежать распростертым на травке, то ли страдая от боли, то ли понимая, что прямо сейчас его услуги не требуются: мяч у принимающего, который вынесет его за пределы зачетной зоны. Тренер Фэрхейвена, также видевший нападение на своего игрока, бросился на поле, тыча пальцем попеременно то в квотербека, то в Зака Минти, который, уперев руки в бока и качая головой, наблюдал, как радуются в зачетной зоне Фэрхейвена. Один из судей рысцой выбежал на поле, кивнул и показал на номер 56. После краткого судейского совещания рефери вынул желтый флажок и швырнул его к ногам молодого Минти.

— У-у, дай им сыграть, реф! — вопил Джимми Минти, закономерно не получая поддержки гостевой трибуны. — Это вам не бадминтон!

— Ему больно? — спросила Синди. Квотербек Фэрхейвена до сих пор лежал не шевелясь.

— Не-е, его просто зашибли малёк, — успокоил ее Минти. — Отлежится и оклемается.

Ликование Фэрхейвена завершилось, и публика сфокусировалась на побитом квотербеке. Через минуту ему удалось сесть, затем он кое-как поднялся, распластав руки на плечах тренера и товарища по команде. Когда они втроем двинули к боковой линии, номер 56 подбежал к ним и предложил свою помощь. Тернер Фэрхейвена поначалу твердо отказал ему, но Зак Минти упорствовал, и в конце концов ему разрешили заменить игрока из Фэрхейвена и водрузить руку все еще не очухавшегося квотербека на свое накладное плечо, чтобы помочь вынести парня с подгибающимися коленками с поля.

Глаза Джимми Минти наполнились слезами.

— Парень — высший сорт! — сказал он, кивая на разворачивающуюся внизу немую сцену. — Так ведь разве не за этим мы заводим детишек, а, приятель?

Майлз тоже был тронут происходящим, однако разделить специфические эмоции Джимми был не в силах. Когда парня благополучно усадили на скамью, на трибунах вежливо и нестройно зааплодировали, но стоило Заку Минти выбежать на поле, как аплодисменты трансформировались в овацию.

— Вот такие фишечки и приносят славу нашему футболу, — сложив ладони рупором, говорил Джимми Минти прямо в ухо Синди, иначе она бы не расслышала то, что ему непременно хотелось донести до нее посреди рукоплесканий и гвалта.

«А вот такие удары по противнику тоже приносят славу, только иного рода», — подумал Майлз, и в ту же секунду затянувшееся присутствие полицейского стало окончательно невыносимым.

— Ты хотел о чем-то переговорить со мной, Джимми? Или просто поднялся сюда, потому что вымотался в хлам, подавляя беспорядки, и искал место, где бы сясть?

Первой отреагировала Синди Уайтинг. Моргнув, она уставилась на него — речевые особенности Минти в устах Майлза Роби ошарашивали. Минти тоже его слышал — в чем Майлз не сомневался, — но еще с минуту пялился на поле, прежде чем обернуться. Майлз видел, что восторг, вызванный «спортивным поведением» сына, испарился, глаза высохли, взгляд сделался жестким и пустым.

— Я извиняюсь за моего друга, мисс Уайтинг, — обратился полицейский к Синди. — Мы с Майлзом сто лет знакомы, но почему-то он стыдится нашей дружбы. Ему всегда легчает, если он отпустит шуточку-другую на мой счет. Я не против — парой шуток меня не проймешь. Человек, отучившийся в колледже и вернувшийся домой с дипломом, имеет право посмеяться, так я понимаю, а я парень крепкий, пускай хохмит, но так, чтобы не шибко.

Майлз открыл было рот, но промолчал. Слишком много фальшивых сантиментов, не отвечать же на каждый по существу, при том что Майлз понимал: человек вроде Джимми Минти не отличит надуманную эмоцию от искренней, прочувствованной всем сердцем. И Майлз удовлетворился небольшой поправкой:

— Я так и не получил диплом, Джимми.

— Точно, не получил, — с готовностью согласился Джимми, воображая, будто вывел Майлза на чистую воду.

Жаль, что Макса с ними нет, подумал Майлз, старику здесь самое место. Он принялся бы расспрашивать с благожелательным видом, выдают ли полицейским боевые патроны или лохам положены только холостые. Кстати, а где Макс? — забеспокоился Майлз. Не похоже на его отца пропустить матч с местной командой. Обычно он являлся на каждый, словно заправский карманник, и в некотором отношении таковым и выглядел, приобнимая любого, кто попадется навстречу.

— Пожалуйста, передайте мои наилучшие пожелания вашей маме, мисс Уайтинг, — сказал Минти, прежде чем опять переключиться на Майлза. — Ты правда хочешь знать, зачем я поднялся сюда? Я поднялся сказать тебе, что мы с твоим братом все прояснили, так что не переживай. Я поднялся, чтобы сказать, что камня за пазухой не держу. Знаю, ты был зол на меня, а я не хочу, чтобы старые друзья вдруг пошли войной друг на друга. Потому что, Майлз, мы такими и были. Друзьями. Когда-то. Может, мы больше не друзья, но с твоей подачи, не с моей. Не хочешь больше быть моим другом? Ладно. Но я кое-что тебе скажу. Врага по имени Джимми Минти ты тоже не хочешь.