Екатерина Вильмонт - Мужлан и флейтистка

– Федь, ты что, пьяный? – спросила Ира.

– Ну так, самую малость, а что?

– Мама таких выражений не приемлет!

– Каких выражений? – искренне не понял Федор Федорович.

– Ладно, проехали!

– Нет, ты скажи, каких выражений не приемлет мадам?

– Так, раскосяк с будущей тещей уже наметился?

– Ничего не понимаю! Объясни! – начал уже закипать Федор Федорович. При слове «теща» его трясло.

– Федь, ну ты же им крикнул «Не звезданитесь!»

– Да? – фыркнул он и засмеялся. – А я и не заметил! Надо же… А в глазах твоей мамы это страшный грех?

– Ну, примерно как для тебя сюсюрики! Но зато Сашка от тебя в восторге! Для меня это главное! И тетя Лиза тебя буквально обожает…

– У нас еще есть время? Может, пойдем пешком? – предложил Федор Федорович.

– Да, время есть… Пошли пешком. Знаешь, как я волновалась… Ужас просто!

– Откровенно говоря, я тоже. Сашка у тебя потрясающий малый! И красивый какой… Так на тебя похож… И умненький, с чувством юмора… Ирочка, родная, даю честное слово, я буду ему хорошим отцом. Обещаю!

– А я и не сомневаюсь.

– А скажи… – он выдержал паузу. – Скажи, а ты… ты родишь мне кого-нибудь?

– А ты хочешь?

– Очень! Очень хочу! Но не раньше, чем через год, сейчас нельзя, пусть Сашка привыкнет к жизни в другом городе, в новой школе… Ой, Ира, ты что, плачешь? Я что-то не то сказал, да?

– Нет, Федечка, нет, ты все правильно сказал. И я рожу тебе… Кого-нибудь… – сквозь слезы засмеялась она. – Не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку…

– С ума сошла! Разве можно так шутить? – испугался Федор Федорович. Он был не чужд суеверия.

– Ну, Елизавета Марковна, что скажете? – спросил Федор Федорович уже в поезде.

– Скажу, что вы с Иркой чудесная пара! И мальчик от вас в полном восторге! Все уши нам прожужжал, какой мамин Федя клевый!

– Но Августа Филипповна не разделяет его мнения?

– Дорогой мой, вы сами немного подпортили впечатление. Это ваше «дамы, не звезданитесь!» меня только насмешило, а Густю возмутило до глубины души.

– Да я понимаю, как-то просто вырвалось само собой… Я поддал маленько, и еще был в такой эйфории… Ну, я надеюсь, в ее глазах это все-таки не очень страшный грех?

– Да я бы не сказала… Поймите, это было последнее впечатление, а вы сами знаете, последнее впечатление запоминается…

– Она дура?

– Она не дура, а просто ревнивая снобка. Она видит, как влюблена в вас ее дочь, а тут еще и внук поддался вполне вашим чарам…

– И что она вам сказала обо мне?

– Сказала, что вы мужлан.

– Между прочим, она права, я и вправду мужлан, – засмеялся Федор Федорович довольно добродушно. – Я же, в сущности, деревенский мужик, несмотря ни на какие диссертации.

– А еще Густя сказала, что вы несомненно мужчина очень обаятельный, но это опасно…

– Почему опасно?

– Да это все ерунда, ревность. Не берите в голову, Федор Федорович. Вы с Иркой чудесная пара, она будет вам хорошей женой, я убеждена. А вы будете хорошим отцом для Сашки. Знаете, что мне сообщила Густя? Что Сашка родного отца называет только «ну, этот, из Испании».

– Боюсь, и моя дочка теперь говорит обо мне «ну, этот, деревенский…» – с горечью произнес Федор Федорович. – Ну да ладно, будем жить дальше, правда?

– Конечно! И я уверена, со временем вы с Густей еще подружитесь.

– Поживем – увидим!

Апельсиныч волновался. Вот уже второй вечер с ним гуляет Татьяна Андреевна, так уже бывало, но сегодня после прогулки она покормила его и… ушла. А он остался один. Ему было страшновато… Но уже ночью он вдруг почувствовал, что хозяин близко! И впрямь вскоре ключ повернулся в двери.

– Апельсиныч! – позвал родной голос еще из-за двери. – Ах ты мой золотой, соскучился?

Пес скакал вокруг него, взвизгивая от восторга, потом принюхался и вдруг отошел, понурив голову.

– Что с тобой, брат? Ты чего? Ты обиделся?

Пес смотрел на него совершенно несчастными глазами.

– Ты не заболел? Нет, нос вроде холодный… Хочешь еще погулять?

Апельсиныч не реагировал. И вдруг Федор Федорович сообразил: он меня обнюхал и расстроился. Нешто учуял запах Иры? Помнится, он был недоволен, когда она тут была. И этот ревнует?

– Маленький мой, собака моя любимая, ни на кого я тебя не променяю, ты не думай! Просто будем жить все вместе… Ты привыкнешь, и Сашка тебе понравится… Они оба любят собак, и никто моего Апельсиныча не обидит, ты не думай…

Ласковый, прямо-таки журчащий голос хозяина проникал в смятенную собачью душу. Слов он не понимал, но интонации были такие, как надо. И вскоре он успокоился, лизнул хозяина в нос, принял угощение – любимый мятный пряник.