Эдвард Сент-Обин - Патрик Мелроуз. Книга 2 [Молоко матери. Подводя итог]

Заметив Патрика, Нэнси фыркнула:

– Нашел день для похорон!

– А что? – удивился тот.

– Сегодня свадьба принца Чарльза. Все, кто мог бы прийти, будут в Виндзоре.

– Уверен, ты тоже была бы там, если бы тебя пригласили, – ответил Патрик. – Но не все потеряно, хватай флаг, картонный перископ и беги туда, если там тебе интереснее.

– Когда я думаю о том, как нас воспитывали, – взвыла Нэнси, – то удивляюсь, чтó моя сестрица сделала со своей… – Она запнулась в поисках нужных слов.

– Золотой записной книжкой, – промурлыкал Николас, тяжело навалившись на трость.

– Да, – согласилась Нэнси, – со своей золотой записной книжкой.

Нэнси смотрела, как ее невыносимый племянник подходит к гробу своей матери. Ему никогда не понять, в каком сказочном мире они с сестрой воспитывались. Элинор по глупости бунтовала против него, в то время как этот мир выдирали из молитвенно сложенных рук Нэнси.

– Золотой записной книжкой, – повторила она со вздохом, цепляясь за руку Николаса. – Я хочу сказать, что за всю жизнь маменька лишь однажды попала в аварию, но даже тогда рядом с ней в груде искореженного железа висела вниз головой испанская инфанта.

– Глубокая мысль, – сказал Николас. – Угодив в аварию, рискуешь свести знакомство с весьма сомнительными личностями. Вообрази, какой переполох поднялся бы в Геральдической палате, если бы капля драгоценной аристократической крови упала на приборную панель грузовика и смешалась с телесными жидкостями какого-то мужлана, разбившего голову о руль.

– Тебе обязательно все извратить? – букнула Нэнси.

– Я стараюсь, – ответил Николас. – Но ты не станешь утверждать, будто твоя мать обожала простых людей. Разве не она купила целую улицу вдоль ограды Павильон-Коломб, чтобы снести ее и расширить сад? Сколько домов там было?

– Двадцать семь, – оживилась Нэнси. – И вовсе их не все снесли. Некоторые превратили в живописные руины. Там были гроты и все такое, а еще мама велела построить макет главного здания, только в пятьдесят раз меньше. Мы устраивали в нем чаепития, «Алиса в Стране чудес», да и только! – Лицо Нэнси помрачнело. – Был там один гадкий старик, который отказался продать дом, хотя мама готова была переплатить за его убогую лачугу. Поэтому вдоль стены образовался выступ, если ты понимаешь, о чем я.

– Каждому раю нужен свой змий, – заметил Николас.

– Он сделал это специально, чтобы позлить нас, – сказала Нэнси. – Воткнул в крышу французский флаг и весь день слушал Эдит Пиаф. Пришлось заглушать его зеленью.

– Может быть, ему нравилась Эдит Пиаф, – предположил Николас.

– Не смеши меня! Кому понравится Эдит Пиаф на такой громкости!

Для чувствительного уха Нэнси в замечаниях Николаса было слишком много яда. Да, ее мать не желала соседства с простым людом. Ничего удивительного, потому что все остальное было совершенством. В этом саду Фрагонар писал девиц Коломб, значит в доме должен быть Фрагонар. У первоначальных владельцев в гостиной висели два больших Гварди, значит для аутентичности обстановки требовалось купить обе эти картины.

Нэнси завораживал блеск и падение материнского семейства. Когда-нибудь она непременно напишет книгу о матери и тетках, легендарных сестрах Джонсон. Годами она собирала материал, дивные крупицы, которые всего лишь требовалось довести до ума. Только на прошлой неделе она уволила бездарного молодого исследователя – десятого в череде алчных эгоманьяков, желавших получить деньги вперед, – но не раньше, чем ее последний раб раздобыл копию свидетельства о рождении бабки. Согласно этому восхитительному старинному документу, бабка Нэнси родилась в «стране индейцев». Могла ли дочь молодого офицера, бродя среди соломенных тюфяков и беспокойных лошадей в земляном форте на Западных территориях, вообразить, что ее дочери будут расхаживать по галереям европейских дворцов и набивать свои дома обломками ушедших династий? Плескаться в черной мраморной ванне Марии-Антуанетты, пока их золотистые лабрадоры буду дремать на коврах из тронного зала императорского дворца в Пекине. Даже свинцовые вазоны на террасе «Павильон-Коломб» были сделаны для Наполеона. Золотые пчелы собирали пыльцу с серебристых, мокрых от дождя цветов. Нэнси считала, что Жан убедил мать купить эти вазоны в неосознанной попытке отомстить Наполеону, который назвал его предка, великого герцога де Валансе, «дерьмом в шелковых чулках». Ей хотелось сказать, что Жан весь в предка, только без шелковых чулок. Она вцепилась в руку Николаса, словно боялась, что ужасный отчим отнимет и его.