Александра Николаенко - Небесный почтальон Федя Булкин

Никому не нужны что почтальоны небесные, человечеству доказать… Что надеяться больше не на что, доказать!

Бесконечность всю облететь, подтвердить, что она конечная: где начало, там и конец! Где конец, там начало! Каждый уголок Вселенной обследовать, нанести на карту небесную каждую необитаемую планету… доказать…

…что…

…нигде нет жизни без бабушки…

Ни в шкафу, ни на даче, ни в небе, ни в комнате, ни на кухне, ни под кроватью, ни в космосе, ни в бесконечности, ни с собакой…

Ни в Австралии, ни в Америке, ну нигде…

Доказать, что жизнь вообще невозможна без бабушки!

Что ни одного человека не было бы на свете без бабушки, доказать…

А значит? Где-то – где-нибудь – есть еще бесконечность одна какая-то, мной пока не открытая, где она существует?!

Всё! Вернулась!

И такая же, как была, живехонька! В зеркале отражается. Тень отбрасывает…

Зря расслабился я, проревел весь день, упустил возможность спуститься с балкона на зонтике, зря от горя шпроты открыл, съел до самого пупочка от ужаса сервелат…

Так и хочется сказать тебе, бабушка… за всю жизнь накопилось…

– Может, Федя, поспим уже?

– Да я коротко, бабушка… Что люблю.

Вот люблю я песни военные, так люблю… лучше всяких! И как пулеметчик фашистов за синий платочек строчит… про дороги. Где вот родственники не пускают сына своего воевать за Красную армию, а он им так: эх вы! Ротозеи!

Три танкиста там, про Катюшу… Ведь какая была эта девушка, что из сотен тысяч батарей за нее ОДНУ по фашистам!

Как штыки белогвардейские вдали у реки, как красноармеец упал насмерть раненный и сказал своему вороному коньку, чтобы передал его девушке, что честно он погиб за рабочих! Как бойца провожала девушка на позицию, огонек на окошке горел, и что он не погаснет – здорово! Только главное, чтоб фашистов к дому ее не пустил тот боец. А уж он, не беспокойтесь, не пустит!

Нужно ждать своих. Ждать, как учили в детском саде на ДЕНЬ ПОБЕДЫ мы по ролям, что ты жди меня, и вернусь. Только жди всегда. Не бросай!

У Высоцкого (кроме папы, поэта любимого маминого) песня есть, как вернулся солдат с войны, а на стуле его другой хозяин сидит… Неприветливый новый гадина!..

Я бы поднял ружье и выстрелил! Не в него, не в нее, а так, знаете? В эти окна. Чтоб жахнуло! Так бахнуло! И рассыпалось им в тарелки! Чтобы вдрызг по этим предательским занавесочкам. В этой песне, я думаю, он пойдет и найдет себе новую хорошую девушку. Как Катюша.

До чего же подлая женщина та жена оказалась, что она с другим поженилась, пока ее солдат о ней воевал! За минуту до смерти есть еще, как бойцу письмо пришло треугольное, что его не любит девушка любимая больше… Я бы ей сказал: да ты что?!

И когда у Окуджавы мама четыре года без сына, зареветь хочется. Потому что где справедливость тут?

А где дан приказ ему на запад, а ей в другую сторону, то знаешь, будут письма они писать, и даже без адреса. И потом они где-то встретятся, пусть бы даже их и убили, где-то встретятся, раз обещали.

Я бы письма такие, без адреса, в госпитале читал всем подряд. Я бы сам всем писал, что жду! Что буду. Ведь у всех же, кто ушел и ждет, слова одинаковые!

Что не бойтесь, мои! Что там нет ноги или что еще, приходите живые и возвращайтесь. Потому что, если мама моя пришла бы с войны без ноги, или папа мой, или бабушка, тут ведь главное, чтоб обнять.

Мне еще и очень нравится, где про ночь поют, где куда-то выйти она должна, попрощаться с ним, а он ее на руках донесет, потому что роса, а она босиком к нему вышла. Эта песня то есть не совсем про любовь, а про молдаванский партизанский отряд продолжение, и когда самолет убитый камнем вниз, так кричит… БУДЕМ ЖИТЬ!!!

– Спишь ты, бабушка?

– Да нет, Федь, все не спится…

– А спой про войну?

– Какую, Федь, спеть тебе?

– Спой про зайцев…

– Много это, бабушка, тридцать серебреников?

– Много, Федя, довольно, по тем деньгам.

– Миллиона три?

– Меньше, что ты…

– Ну, машину на них хотя бы можно было купить тогда?

– Федя, не было тогда никаких машин.

– А лошадь?

– Можно землю было купить…

– Землю?!

– Сотки три примерно земли…

– Как участок наш?

– Половину, Федь, от него. Что вообще за странный разговор ты завел?

– Почему странный, бабушка?! Я же должен знать, сколько стоит преданность на рубли…

По приказу царя Иудейского Пилата Понтия возвели Его на Голгофу и распяли меж двух разбойников. И сказали: если есть ты один из нас – не воскреснешь ты, не сойдешь живым. Если Божий Сын – вознесись тогда, и, увидев глазами своими, уверуем.