Александра Николаенко - Небесный почтальон Федя Булкин

И четыре световых года от звезды до звезды, по новому космовременному туннелю, – как нам с бабушкой до метро на троллейбусе…

А на улице Ополчения, во дворе у подъезда третьего, дома третьего, корпус два, следы наши с бабушкой навсегда останутся на земле…

Один побольше, другой поменьше и четыре Пунины лапки.

Вот обходим дневным дозором с бабушкой владенья свои…

Надо мной комарье так и кружится, а над бабушкой никого!

– Отвлеки их на себя хоть на минуточку, бабушка, я за кустики отбегу.

– Что ж ты, Федь, прям через грядку-то? Вон тропинка!

– Да по ней же, бабушка, живым сквозь твои терновники к кустикам моим не пройти!

– Это что же такое тут у меня, Федь, проклюнулось? Не пойму…

– А бог его знает, бабушка…

– Может, гортензия?

– Может, и гортензия, бабушка…

– А может, петунья все-таки?

– Может, и петунья, бог ее разберет.

– Дай, Господи, памяти, что ж сажала я тут?

– А бог тебя знает, бабушка…

– Что ты, Федь, заладил всё Бог да Бог? Вроде маргаритки сажала тут… А что-то непонятное выросло…

– Что Бог дал, бабушка, что Бог дал…

– Ты, Федь, огурцы уже поливал?

– А как же, бабушка? Тыщу раз!

– Федь, я луку тебя просила нарвать…

– Так я ж нарвал тебе его, бабушка, вон лежит…

– …а не вырвать…

И грядку, Федь, прополоть, а не вытоптать…

– Ты зачем, Федя, шланг замотал?

– Так вон же, бабушка, туча…

– Мне вот нравится, бабушка, как все разрослось у нас. Прямо джунгли! Вот не зря мы с тобой перед каждым дождиком поливаем…

– Федя, ты собрал уже гусениц со смородины?

– Собрал, бабушка.

– А с крыжовника?

– И с крыжовника.

Вот кто что собирает с дачной плантации…

– И еще жуков, Федь, со щавеля собери…

– Посмотри туда, бабушка, так и ахнешь!

– Что там, Федь?

– Ты получше голову задери, приглядись, он там, наверху…

– Господи… ты зачем его туда, Федя?!

– Сам он, бабушка, не поверишь…

– Это как же сам-то он, Федь?

– А вот сам.

Я подкинул Царьца только в небо немножечко, а обратно он уже не упал…

– Мне гарпун бы какой-нибудь подлиннее, покрепче, его подцепить, потому что палкой я его уже пробовал, и камнями кидал, и яблоню тряс, высоко засел, крепко держится. Это он от страха, наверное. Может, бабушка, ветку снизу под ним подпилить?

– А ты, Федь, морковкой его подмани, раз он сам…

– И где только не был сегодня я, бабушка, что не делал…

– Вроде, Федь, ничего сегодня не делал, никуда не ходил.

– И не говори, бабушка, все гудит! Столько дел-то на завтра переложить…

– Ты зачем это, Федя, папину трубу взял подзорную?

– Вот хочу попробовать муху в нее приблизить.

– В трубу подзорную, Федь, луну приближают.

– Ну, если луну приближают, то уж муху сам бог велел…

– Иди сюда, бабушка, загляни! Видишь что-нибудь?

– Темнота, Федь, одна…

– Это, бабушка, муха луну закрыла…

– Жалко, нет у нас с тобой микроскопа, бабушка! Представляешь? Как бы мы с тобой в него луну увеличили…

– В микроскоп, Федь, бактерий увеличивают, на стеклышке.

– Ну а мы бы с тобой его настроили на окно…

Приближение, как понимаю я, то же самое увеличение. Ты вон в лупу на меня посмотри! Так меня увеличит, бабушка, своих не узнаешь!

– У тебя это, бабушка, очки дальновиденья?

– Это, Федя, на близь очки, газеты читать.

– А на даль?

– А вдали я и без очков, слава богу, вижу, Федя, пока…

– Ну и что там будет, бабушка, впереди?

Верой с правдой прослужило нам триста лет кресло это. «Императорским» назвал его папа правильно, потому что не кресло – трон! Кто ни сядет, тот император!

Так Царь-Заяц Царь-Зайцем стал, потому что всегда в нем валяется.

Потому что если подевался куда-нибудь:

– В императорском, Федь, посмотри…

Еще с папой мы на императорском «Чук и Гек» читали и «Маугли», еще Пуня обивку всю на нем издрала. Еще в Москве стояло оно, еще мама с работы придет, сядет, на маму Пуня, на Пуню я, тут и папа, и бабушка. Все на месте. Все вокруг кресла этого. Центр домоздания. Император!

А потом, как на дачу перевезли, тут поставили, на террасе. Кроме кресла, здесь у нас с бабушкой ничего. К горнице не прорвешься, холодильника не откроешь, об спинку вся дверца оббилась:

– Федя, масло с третьей полки достань, у меня рука не протиснется…

Все пружины повылезли, вата клочьями, вместо ножки – книжки. Может, даже мыши в нем завелись.