Ержан Рашев - Человек на балконе

Я, грустный, пьяный, но освобожденный, молча взял ее чемоданы и занес в квартиру. Она также молча вошла и… все исчезло. Обоссанный подъезд, гниющий мусор в квартире, бутылки, балкон, темные люди внизу, горы, весенний холод, мир, жизнь, смерть, возвращение в жизнь… Все пропало. Я сам пропал.

А я ведь уже не хотел возвращаться. Но в ту ночь, всю ночь, мы делали любовь.

Последние несколько месяцев я был занят реальной жизнью. Много чего произошло, приятного и неприятного, однако, несмотря на обилие замечательных событий, вел я себя на протяжении всего этого длинного периода жизни весьма и весьма достойно. На женщин я не соблазнялся, хотя они того и желали, дал нескольким друзьям денег, сохранял простые и насмешливые отношения, вкушал здоровую пищу и вообще оставался образцовым гражданином и джентльменом. Скорее всего, я просто жил. Дышал, ел, пил. Даже случайно встретившийся вчера на улице художник Буксиков сказал, что моя карма стала более светлая, а биополе приобрело позитивные краски. Хотя, он же художник, этот Буксиков. Мало ли что ему в голову взбредет.

Джулиана переехала ко мне и запретила мне пить. Как только я подносил очередную кружку пива ко рту, она тут же выхватывала у меня его из рук со словами «Don’t be COGLIONE, plea-ase, CRETINO-O-O!..». Как она сама выразилась: «Я в Казахстане ненадолго, и должна совершить хотя бы один благотворительный жест, эдакий хороший поступок, как мать Тереза. Моим хорошим поступком будет спасти Рашева от пьянства». Возможно, она видела, что я еще не совсем потерян и еще совсем не поздно спасти мою душу. Материнские инстинкты в ней очень сильны, а что может быть благороднее для такого человека, чем спасти чужую душу? Особенно такую душу, как моя.

А вчера мы были на свадьбе Айгеримы, с которой Джулиана удивительным образом подружилась. Да, и такое в жизни бывает. Жарким июньским днем, ровно в 11 утра нас из дома забрал украшенный разноцветными лентами большой белый лимузин. Автомобиль в Казахстане — больше, чем автомобиль. Наши люди могут взять на себя неподъемные кредиты, заложить имущество и продать почку, но на свадьбе у них обязательно будут лимузины, «лэндкрузеры, «эскалады» и «рэнжроверы». У меня есть знакомый, у которого в гараже стоит три Porsche, но у которого нет нормального жилья. И для меня он — типичный такой продукт нашей эпохи.

— У вас такие большие машины, потому что бензин в 6 раз дешевле, чем в Европе! — сказала мне Джулиана.

— Нет, это потому, что у нас такой комплекс неполноценности, — ответил ей я.

За день мы объездили Шымбулак, Звездную поляну, Старую площадь, Новую площадь, парк 28 гвардейцев-панфиловцев, ЗАГС и мечеть. В каждой локации приходилось выходить из машины, потеть на жаре и фотографироваться. Так я еще никогда не потел. Я обливался, захлебывался потом. Где-то в полдень, фотографируясь возле вечного огня, я кажется забрызгал своим потом подружку невесты. Из моего праздничного шалбар-костюма можно было выжать Марианскую впадину. Я мечтал о холоде. Я думал об Астане. Я грезил о замерзшей казахской степи, о тундре, где бродят дикие волки и снежные барсы. Я хотел замерзнуть насмерть. Замерзнуть в твердом льду гротескным манекеном, чтобы сосульки свисали с ноздрей. Я посмотрел на Джулиану. Она задыхалась в огромных влажных кругах на зеленом платье, с солнцезащитных очков стекали крупные капли. Ее поры могли залить собой озеро Балхаш. Мне стало легче. Она потела похуже меня. Рядом с ней я выглядел бледной меланомой, засохшей от недостатка солнца. Мне показалось, что испепеляющая жара рассеивается исходящим от нее золотистым свечением. И зазвучал хор, и запах цветов проник мне в ноздри и появился новый прилив сил. «Моя соперница, моя судьба, мой жизненный партнер, — подумал про себя я. — Вместе мы никогда не пропадем».

Вечером, когда мы подъезжали к ресторану в Алма-Арасане, небо угрожающе потемнело, раскаты грома прогремели над головой, налетел шквал, деревья согнулись под натиском горного ветра и на город, наконец, спустилась прохлада. У входа нас закидали шашу, одна конфета попала мне прямиком в глаз и от неожиданности я громко крикнул: «Еб твою!». Обильно украшенные золотом татешки с невообразимыми лакированными сооружениями на голове посмотрели на меня недоверчиво, но потом все равно вытянули вперед губы, чтобы поцеловать. Ресторан назывался «Император». Ох, уж эти комплексы…