Булат Ханов - Дистимия [СИ]

Страшнее всего, что я не помышлял о мщении. В таблетках дело или нет, но жажда справедливости не распаляла мое воображение. Как и в первый день, я мечтал убраться из реабилитационного центра, однако не ради возмездия, а из-за отвращения к этому месту.

Только случай не подворачивался.

22

На исходе четвертой недели моего пребывания в реабилитационном центре дежурные объявили, что намечаются краткосрочные перебои в отоплении. Утром наша комната почти в полном составе проснулась до официального подъема, ощутив те самые краткосрочные перебои на себе. Батареи остыли, и лишь Надир Ильзатович мирно спал, свернувшись в комок и натянув одеяло до носа.

– Тертый калач, – объяснил инженер Кувшинников. – Раньше вагоны на морозе разгружал. Старика уже ничем не возьмешь.

Перед завтраком нам выдали джемперы, ватные штаны и шерстяные носки. Опасаясь, что все равно замерзну, я попросил еще что-нибудь сверху. В тот день выпала смена Александра – молодого и отзывчивого дежурного, которого я первым увидел в центре, когда очнулся. Александр, улыбаясь, принес мне старую телогрейку.

– А вы прониклись местным стилем, – пошутил Тарас.

– Вписываюсь в патриотический дискурс, – сказал я.

На завтраке куратор Василий Семенович разрешил всем, кто желает, пропустить дневные лекции и семинары. Я, Надир Ильзатович и Иван Федорович, воспользовавшись великодушным предложением, вернулись в комнату. Грузчик все утро вел себя странно: не ел, передвигался черепашьим шагом, придерживался рукой за стены, ощупывал грудную клетку и живот. На лице Ивана Федоровича отпечаталась вымученная улыбка. В комнате он поставил табурет в угол и скромно сел, прислонившись спиной к стене и сомкнув веки.

Я приблизился к нему:

– Вам плохо?

– Пройдет, – сказал Иван Федорович, не открывая глаз.

– Где болит?

– В груди. И чуть-чуть за лопаткой.

– Голова кружится? Тошнит?

– Есть немного. Наверное, из-за холода.

Грузчик выговаривал слова вяло и медленно, будто прожевывал невкусную пищу. Надир Ильзатович высунул голову с верхнего яруса кровати.

– Не похоже, что вы озябли, – сказал я. – Врача бы вызвать.

– Фигня. Пройдет.

– Как будто с сердцем что-то, – сказал я.

– Точно, – сказал Надир Ильзатович. – У меня брат двоюродный, когда микроинфаркт получил, то же самое чувствовал. Один в один.

Пенсионер измерил пульс Ивана Федоровича, положил в изголовье его постели две подушки друг на друга и велел больному лечь.

– Ты чего стоишь? – спросил у меня Надир Ильзатович. – Дежурного веди.

– Я в порядке, – запротестовал Иван Федорович. – Скорее всего, не выспался. Высплюсь, и пройдет.

Я открыл рот, чтобы возразить, но Надир Ильзатович резким жестом отослал меня в коридор. Дежурный Александр, от скуки читавший философские цитаты на стенах, сразу откликнулся. Осмотрев Ивана Федоровича, дежурный отметил его бледность и побежал звонить в «скорую».

– Потом нитроглицерин тащи! – кинул ему вслед Надир Ильзатович.

Присев рядом с больным, я мягко похлопал его по плечу.

– Теперь меня жена убьет, – сказал Иван Федорович. – Я же вчера опять Людку того, в душевой. Может быть, из-за этого сердце и шалит.

Так вот из-за чего он отказывался от врача! Сосед думает, что доктор догадается об истинных причинах болезненного состояния и сообщит жене. То есть Ивану Федоровичу проще умереть, чем испортить мнение о себе и порушить семью. Не будь я так напряжен, я бы засмеялся.

– Не накручивайте себя, – посоветовал я. – Это у вас от аэробики и дурацких мастер-классов.

– Правда?

– Само собой. Противопоказано нагружать человека такими штуками без его согласия. Тут у кого угодно сердце застонет. Ничего, медики починят.

Мне в голову стрельнула мысль. Безумная и в моей ситуации единственно правильная.

– Я вас провожу до больницы, – сказал я, – и объясню врачу, что вы переутомились на зарядке и мастер-классах. Хотите?

Иван Федорович слабо кивнул.

– Скажем, будто меня к вам приставил Василий Семенович, – добавил я.

Тут в комнату вошел Александр. Без нитроглицерина, зато с новостью, что «скорая помощь» в пути. Смущаясь, дежурный добавил, что меня пригласил к себе в кабинет куратор.

– Я набрал «скорую» и рассказал Василию Семеновичу. Он вас к себе позвал, едва ваше имя услышал, – произнес Александр в коридоре.

– Он был недоволен?

– Лоб как будто наморщил.

Нахмуренный куратор кусал шариковую ручку. Из-за узких глаз, акцента и низкого роста Василий Семенович напоминал китайца, хотя был, вероятно, ненцем или якутом. При моем появлении он отвел взгляд от монитора и велел садиться. На столе все так же красовался белый бюстик Ленина. Любопытно, кто притащил его сюда, Рыжов или Василий Семенович? Или это инициатива мэра – расставить во всех важных кабинетах по вождю?