Булат Ханов - Дистимия [СИ]

– Поспите в самолете, Максим Алексеевич!

– В самолетах я не могу сомкнуть глаз. Приношу свои извинения.

Я вложил в тон такую вежливую непреклонность, какую только сумел. В подобных случаях важно убедить, что твое решение бесповоротно и принял ты его задолго до разговора.

Когда подъехал таксист, я поинтересовался, имеются ли у него диски с классической музыкой.

– Само собой! – сказал таксист.

Самодовольное выражение на его круглом лице малость смутило меня.

– Брамс есть? «Колыбельная»?

– Сейчас поищем. Ага, есть.

– Поставьте на репит, пожалуйста.

– Что?

– На повтор, – пояснил я. – Пусть всю дорогу эта композиция играет.

Убаюканный Брамсом, я вскоре задремал. Когда я был близок к тому, чтобы провалиться в сон, по бедру прошелся слабый разряд. Затем еще один и еще. По телу пробежала судорога. Я машинально запустил руку в карман брюк и провел пальцем влево по дисплею телефона. Спустя мгновение он снова завибрировал.

– Слушаю.

– Максим. Алло, Максим?

На другом конце зазвучал приглушенный, как из бункера, голос Августа Анатольевича. Жестом, напоминающим закручивание крана, я приказал водителю приглушить музыку.

– Слушаю, шеф.

– Всё в порядке? Вчера не дозвонился до вас.

– Зарядка кончилась, – соврал я. – Страшно выдохся, а так все по плану. Тренинги им понравились. Сегодня вылетаю обратно.

– Хорошо. – Август Анатольевич сделал паузу. – Меня тут уведомили, что вы пренебрегли приглашением.

– Каким приглашением?

– На творческий вечер.

– Само собой, – сказал я. – Во-первых, его включили в программу задним числом. Во-вторых, я валюсь с ног от усталости.

– Максим, выслушайте меня, – сказал Август Анатольевич. – По контракту вы вправе игнорировать любые пункты в программе, не связанные с тренингами. Литературные встречи как раз из таких пунктов. Более того, с человеческой точки зрения я тоже на вашей стороне. Никакие стихи заранее не оговаривались, это просчет организаторов, а не ваш.

По интонации чувствовалось, куда клонит шеф. Вот-вот решительное «но» перевесит все прочные «да».

– Но есть тонкости, так? – сказал я.

– Вы и сами в курсе. Если уедете в гостиницу, в Нертенггове обидятся и оставят на тренинг отрицательный отзыв. Напишут, что в «Достоинстве» работают высокомерные гады, которые плюют на заказчиков.

– Провинциальные загоны.

– Из-за провинциальных загонов наш рейтинг упадет.

– Понимаю.

– Поэтому, Максим, не портите отношения с клиентами. Пожалуйста. В дальнейшем мы их внесем в черный список, а пока не провоцируйте их.

– Шеф, я сейчас никакой.

– Сочувствую, Максим. Голос у вас поникший. Давайте поступим так. Вы вернетесь в Москву и отоспитесь два дня. Нет, даже три. А уже потом возьметесь за отчет – без спешки, без давления. Честно изложите, с каким произволом столкнулись в Нертенггове. Пока же отправляйтесь на творческий вечер и обозначьте там формальное присутствие. Пусть не думают, что мы пренебрегаем их гостеприимством. Договорились?

– Только ради того, чтобы исключить репутационные потери.

– Только ради этого. Через секунду я перешлю вам адрес художественной галереи, куда надо ехать.

Спустя мгновение я получил текстовое сообщение с адресом и дал таксисту команду поменять маршрут. Гребаная корпоративная этика с ее драконовскими правилами!

– У вас есть в коллекции что-нибудь тоскливое? – поинтересовался я у водителя. – Типа Шопена или «Радиохэд», например.

13

С самым невинным видом Рыжов встретил меня у художественной галереи, вычурной постройки в духе сталинского ампира, и протянул стаканчик с остывшим американо. Психолог притворился, будто мое возвращение поразило его.

– Отлично, что вы передумали! – Рыжов распахнул передо мной дверь, как швейцар. – Читать стихи или слушать музыку на плеере – это одно, а наблюдать за живым исполнением – всегда другое.

Закрадывалось подозрение, что надо мной издеваются.

По вахтерше в будке, по усатому охраннику с допотопной рацией, по настенному календарю у входа, по турникету с вертящейся в обе стороны планкой и доске объявлений, где афиши клеились вперемешку с правилами и предостережениями, моментально узнавалось казенное учреждение. Тем не менее экскурсовод, сухонькая старушка, именовала себя куратором, а выставочные залы – арт-пространством.

– Серпал Давидович предупредил, что у вас времени в обрез, поэтому покажу только самую необычную коллекцию, – сказала старушка.