Феликс Кандель - Грех жаловаться. Книга притч с извлечениями из хроник

А была то украина мира, очумелая от собственной истории, покинутая богами и законами, "претерпевавшая тесноту в просторе и лишения в довольстве", страна могил и истоков, откуда вытекают могучие реки, и жили там – не позабыть сказать – блаженные гипербореи, без желаний, надежд и упрека.

За желания надо платить...

1

Гридя Гиблый жил на сосне.

Афоня Опухлый жил на сосне.

И Облупа Федор.

И Обрывок Петр.

И Огрызок Осип.

И Озяблый Тимофей – бортник.

И Ослабыш Филя – бобыль.

И Голодуша Иван.

И Двоежильный Яков.

А Масень Афанасий жил на березе.

Всё не как у людей.

Он был востронос, Масень Афанасий, быстроглаз, любопытен и беспокоен, с конопушками на оттопыренных ушах, маловидный – аршин с шапкой, с березы не сходил и на уговоры не поддавался, а они наседали.

Было лето.

Поспевала ягода-земляница.

Ребятишки рвались вниз на прогретую, в мурашах, хвою, но ходу им не давали, чтобы натоптано не стало, – и было с чего.

Ну ее к лешему, эту землю, где бьют, режут, отбирают и угоняют, где из тумана болот, как из тумана времен, прёт в неверных колыханиях напасть за напастью – не переждешь за век.

Сидели на текучей воде, рыбы было невпроед, мяса разного от скота и зверины, масла, сыра, бараньего жира, киселя варили из отрубей-пшеницы, медом запивали, малиновым квасом, – наплыл с верховья, из чужих владений, Апышка Живоглот, зажигатель-моритель с горлохватами-ушкуйниками, примучил, похватал, подчистил под метло, многих отогнал в полон, – ему что?

Ушли в леса, на снег сели, на необжитое место: бортничали, зверя промышляли, лыко драли, мочало трепали, смолу курили, дома домили, лодки рубили на продажу, – наскакал к зиме свой князь с дружиной, Иван Юрьевич Хапало Волкохищная Собака, пожёг и попленил, землю положил пусту, на завтра не оставил – как не себе.

Остаточки забежали к вятичам, со страха в гнилой угол, за трясуны-болота, за тину невылазную, в качкие водотопные края, понабили полати на соснах, отгородились лапником от нижнего мира, затаились, как умерли, – ну ее!

Уж лучше голодом жить, нужду на кулак мотать, слезой слезу погонять, – ну ее к лешему, эту землю, ну ее!

Время было никакое.

Дни как щелчки.

Щёлк, щёлк – и нету.

Сидели на полатях, глядели на небо, балдели на припеке от смоляного угара: светом крыты да ветром огорожены.

Лес стоял без краев, но селились тесно.

По симпатиям.

Как избы по деревне ставили.

Гридя с Афоней. Облупа с Голодушей. Обрывок с Огрызком. Озяблый, Ослабыш с Двоежильным.

А Масень Афанасий на выселках.

Малёк, коротыш, только из икры вышел – поближе к тропе.

По ней не ходили, не ездили, не гнали в полон, заросло – не прогребешь, но он терпеливо лежал на полатях, свесив книзу кучерявую голову, в ожидании мимоходного, мимоезжего, всякого, но они запаздывали.

А на березе-то и листья пореже, и на просвет видно, и ушептывает к ночи, и ствол попригляднее – ладонью огладить, а значит и его можно углядеть снизу, проще простого.

Но вокруг никого не было. Может на свете никого не было. Всех загубили, на расплод землян не оставили.

Жили. Ловили силками птицу. Собирали ягоду. Орехи. Рябину. Сушили грибы. Черпали воду из болотца. Варили с утайкой на глиняных очагах. Перекидывали мостки и перебирались в гости.

Вот коров только не было. И лошадей не стало. Бани с околицей.

А так – ничего.

Терпеть можно...

2

Пришел Гридя Гиблый.

Налегке.

В рубахе с портами. В лапотках-отопочках.

С сосны на сосну. С сосны на сосну. С сосны на березу.

Потайным пролазным ходом.

Как ниоткуда взялся.

Сел на помосте, оглядел с сомнением просвет до земли, вытянул ослабшие ноги. Тих и задумчив, светел и покоен, как прощение попросил и рубаху надел чистую.

– Масень, – сказал. – У меня дни заходят. Скоро уже.

Масень Афанасий ему не ответил. Лежал на животе, подперев ладонями голову, неотрывно глядел вниз – как через блёстки жира – сквозь щебечущую, пламенем отливающую листву. Ногу у Масеня босые, короткопалые, на подошвах короста. Был он озабочен, Масень Афанасий, строг и деловит: добрела на глазах ягода, кровью, внабрызг, пятнала траву, лез из земли боровик, дёрн приподнимая с натугой, только что не кряхтел, пробегал поутру заяц, погрыз на виду капустки, может, еще пробежит, – за всем надо приглядеть, уяснить, затвердить: того стоило.

– Масень, – позвал Гридя и морщины согнал на вялой коже. – Стариком пахну. Другую зиму не пересидеть.