За этой картиной последовал коротенький европейский комический фильм, вызвавший только бессмысленный смех.
Японская картина рассказывала о бедном японском типе, который начал продавцом бобов, разносчиком газет, потом стал чистильщиком обуви, поступил на завод, сделался «образцовым рабочим», пошел в гору и стал богачом.
Бэнси воскликнул, хотя такого титра и не было:
— Поистине, если не усердие мать успеха, то что же?
Эта тирада вызвала искренние аплодисменты подростков-чернорабочих. Но из толпы рыбаков и матросов раздался громкий голос:
— Врешь! Кабы так, я давно б уже был директором.
И все громко расхохотались.
Потом бэнси рассказывал:
— Мне от дирекции было приказано: «На это место нажми хорошенько да еще и повтори несколько раз!»
Под конец были показаны различные заводы и конторы Компании. Показали и «усердно» работающих рабочих.
По окончании сеанса все перепились. Сакэ сильно подействовало, так как люди давно уже не брали в рот спиртного и были переутомлены. Под тусклой электрической лампой плавали облака табачного дыма. Воздух был спертый, затхлый; рыбаки раздевались, повязывали голову платком, сидели, скрестив ноги, лежали, выставив зад, громко кричали и переругивались. Иногда поднималась драка.
Так продолжалось за полночь.
Рыбак из Хакодате, больной бери -бери и потому всегда спавший, попросил, чтобы ему приподняли подушку, и смотрел на веселье. Его приятель-земляк стоял рядом, прислонившись к столбу, ковырял в зубах спичкой и цыкал.
Было уже довольно поздно. По лестнице «нужника» скатился, как куль, рыбак; одежда и правая рука у него были в крови.
— Ножи! Ножи! Берите ножи! — кричал он. — Мерзавец Асагава куда-то сбежал! Нет его! Я его убью!
Это был рыбак, которого уже не раз бил инспектор. Схватив кочергу, с налитыми кровью глазами, он опять выбежал; никто его не остановил.
— Эге! — Рыбак из Хакодате взглянул на товарища.— И рыбаки не всегда остаются дураками. Это становится занятным!
На другой день узнали, что на столе в каюте инспектора все было перебито. Сам инспектор уцелел только потому, что на свое счастье не оказался в каюте.
Небо было в легких дождевых облаках. До вчерашнего дня еще лил дождь. Теперь похоже было, что он вот-вот перестанет. На море, сером, как пасмурное небо, такой же серый дождь время от времени поднимал легкую волнистую рябь.
После полудня подошел миноносец. Столпившись у борта, свободные рыбаки, чернорабочие и судовая команда оживленно тараторили о миноносце. Он был в диковинку.
С миноносца спустили шлюпку, и группа офицеров направилась к краболову. На нижней площадке трапа, спущенного с борта, их ожидали капитан, начальник цеха, инспектор и начальник чернорабочих. Когда шлюпка причалила, офицеры и начальство краболова отдали друг другу честь и, предводительствуемые капитаном, стали подниматься по трапу. Инспектор взглянул наверх, нахмурил брови, скривил рот и махнул рукой;
— Нечего смотреть! Ступайте себе, ступайте!
— Ишь какой важный, сволочь!
Задние стали напирать на передних, и рыбаки всей толпой спустились в цех. На палубе остался тяжелый запах.
— Какая вонь! — поморщился молодой офицер с холёными усиками.
Шедший вслед за ним инспектор суетливо забежал вперед, что-то сказал и несколько раз поклонился.
Рыбаки издали смотрели, как при каждом шаге стукаются о зады и подскакивают разукрашенные кортики фицеров. Серьезно обсуждали, какой из офицеров самый важный, какой менее важный. Под конец даже чуть не поссорились.
— Тут, пожалуй, и на Асагава никто смотреть не станет, сказал один из рыбаков и стал изображать чванные повадки инспектора. Все расхохотались.
В этот день ни инспектор, ни начальник чернорабочих не показывались. Поэтому все работали с прохладцей. Пели, громко переговаривались за станками.
— Вот бы всегда так работать!
Когда работа кончилась, рыбаки вышли на верхнюю палубу. Проходя мимо салона, они слышали пьяные, разнузданные выкрики.
Вышел бой. В салоне было душно от табачного дыма. По возбужденному лицу боя градом катился пот. В руках у него были пустые бутылки из-под пива. Движением подбородка показал на карман штанов:
— Лицо, будьте любезны...
Один из рыбаков достал его платок и, вытирая ему лицо, спросил:
— Как там?
— Ох, ужасно! Так и хлещут. А о чем говорят! У той женщины, мол, так-то, а у этой так-то. Сбился с ног из -за них. Они так пьяны, что, явись сюда сейчас чиновник министерства, они бы так и скатились с трапа.
Читать дальше