Николас Спаркс - Три недели с моим братом [litres]

– Тебе и в самом деле этого хочется?

– Ага. Нужно же хоть немного отдохнуть.

– А путешествие вокруг света для тебя не отдых?

– Не мешает еще немного отдохнуть, – уверенно ответил Мика.

Я рассмеялся.

– Ты мог вообразить, что когда-нибудь мы вдвоем объедем мир и посетим такие экзотические места?

Брат покачал головой.

– Нет, конечно. С другой стороны, если задуматься, мы уже столько всего пережили…

Я замолчал, вспоминая.

В начале 1998 года Мика владел двумя фирмами, работал допоздна и планировал свадьбу. Вместе с Бобом они взяли на себя отцовскую роль по заботе о здоровье сестры. Мика посещал все консультации и делал заметки, по вечерам проглядывал «Настольный справочник врача» и читал медицинские журналы, желая убедиться, что сестра получает наилучшее лечение.

Мика звонил мне каждый раз, как возвращался от онколога.

Опухоль Даны, невидимая еще три месяца назад, выросла до размеров виноградины. Она была не такой большой, как та, первая, размером с куриное яйцо, но располагалась глубже – в отделе мозга, ответственном за память и жизненно важные двигательные функции. Удалить ее было нельзя – в случае повреждения окружающих тканей сестра в лучшем случае ослепнет; в худшем она либо станет овощем, либо умрет во время операции. По той же самой причине не годилась и радиотерапия. Лечить будут химиотерапией.

После первичной консультации сестре назначили три вида лекарств, которые показали наилучший результат в лечении опухолей, поразивших ее мозг. Однако шансы на излечение были невелики. Химиотерапия, в сущности, отрава, и вся надежда на то, что яд выест опухоль прежде, чем убьет человека. Причем против опухолей мозга химиотерапия не столь результативна. Гематоэнцефалический барьер – его можно представить как стену между мозгом и остальным телом – не позволяет накопиться нужной концентрации лекарства. Тем не менее иногда удается сдержать рост опухоли или, в лучшем случае, остановить его.

– Каков прогноз в отношении Даны? – спросил я брата в телефонном разговоре.

– Врачи не могут ничего сказать до тех пор, пока она не начнет принимать лекарства.

– Но у нее есть шанс?

– Шанс-то есть, но… – Мика осекся.

– Он невелик, – закончил я.

– Врачи молчат.

– Что случится, если опухоль перестанет расти, но не исчезнет?

– Не знаю.

– Они могут сказать, как долго потом опухоль не будет расти, если лечение подействует?

– Нет. Откровенно говоря, Ник, я не получил ответа ни на один из своих вопросов. Не потому, что ее лечащие врачи никуда не годятся, просто сейчас они не могут сделать компетентное заключение. Больше у меня никакой информации нет. Со слов врачей что-нибудь может проясниться месяца через три, когда Дана сходит на очередную компьютерную томографию.

– Что нам делать до той поры?

– Ждать и наблюдать.

– Вот так тебе сказали?

– Слово в слово.

После этого наша жизнь превратилась в трехмесячное ожидание.

Первую дозу лекарства Дана приняла при Мике. Когда яд начал всасываться в ее тело, брат держал ее за руку.

Первые два месяца нового года я с трудом занимался писательством. Книжное турне в поддержку «Послания в бутылке» – в марте и апреле – вновь оставило Кэт наедине с детьми. В дороге я беспокоился о сестре и злился, что не могу заниматься с Райаном.

По возвращении я продолжил писать, однако перед самым финалом отложил роман в сторону. Работа не шла.

Я вновь и вновь пытался научить Райана говорить и сталкивался с одной трудностью за другой. Врачи снова изменили диагноз – теперь на «Нарушение фонематического восприятия». В сущности, это неспособность различать звуки – по какой-то причине они сливаются в неразличимый шум, серьезно затрудняя речь и понимание. Однако к этому времени ни я, ни Кэт уже не обращали внимания на заключения врачей, мы просто продолжали работать с Райаном.

Через год он наконец-то понял, что слова обозначают объекты, и смог повторить за мной почти все. Камнем преткновения стали вопросы. Он не мог понять мысль, выраженную с помощью слов «что, кто, когда, почему, как». Я неделями пробовал различные подходы, чтобы преодолеть это препятствие.

Я показывал картинку с деревом и говорил:

– Дерево.

– Дерево, – повторял Райан.

– Хорошо! Молодец! – хвалил я и снова указывал на дерево: – Что это?

– Что это? – повторял Райан.

– Нет-нет, это дерево.

– Нет-нет, это дерево, – снова повторял он.