Николас Спаркс - Три недели с моим братом [litres]

В номере мы с Микой вновь смотрели шоу «Охотник на крокодилов» – единственное англоязычное шоу на единственном обнаруженном здесь нами канале «Си-эн-эн». Как ни включишь телевизор – по нему показывают это шоу.

– Эта змейка настоящая красотка, – говорил Стив Ирвин, самый экзальтированный ведущий Австралии. – Посмотрите на ее цвет. Она великолепна, правда? Но малышка опасна – один ее укус может убить десять мужчин!

– Он рехнулся, – сказал Мика.

– Он всегда такой. Мои дети обожают смотреть его передачи.

Мика долго молчал, и я решил, что он уснул. Однако потом я взглянул на него и увидел, что брат смотрит в потолок.

– О чем задумался? – спросил я.

Ответил он не сразу.

– О том, что мы сегодня увидели. Ну, рано утром. Тот музей, «Поля смерти»…

– Чудовищно, правда?

– Да. Я ужасно расстроился, – кивнув, глухим голосом ответил брат. – Мне стало жалко тех людей, весь мир и вообще все. А еще я ощутил себя опустошенным. Подобное не должно происходить. Похожие чувства я испытывал после смерти мамы.

Я ничуть не удивился его словам. Всякий раз, когда кто-нибудь из нас огорчался, разговор сворачивал на нашу семью.

– Ты заметил, что чуть ли не все в этом путешествии старше того возраста, в котором умерла наша мама? – спросил Мика. – Просто не верится, что прошло уже тринадцать лет.

– Да, не верится.

– Ты понимаешь, что меньше, чем через десять лет мы с тобой достигнем возраста, в котором умерла мама? Пейтон исполнится всего одиннадцать лет.

Я молчал.

– Так странно… – с глубоким вздохом заявил брат. – Когда я думаю о маме, я не могу представить ее старой. В моем воображении она такая, какой я видел ее в последний раз. Я совершенно не представляю, как она могла бы выглядеть сейчас… – Он осекся, помолчал и спросил спокойным тоном: – А знаешь, о чем я жалею?

Я выжидающе смотрел на него.

– Что я так и не попрощался с ней. Вы с Кэти попрощались, когда уезжали, а я тогда опаздывал в Канкун и даже не додумался позвонить. А когда я увидел ее в следующий раз, то она уже не походила на мою маму, и мы обсуждали донорство ее органов. Это было как во сне. У меня сердце ноет при мысли о том, что она так и не понянчила своих внуков, не узнала, что ты стал писателем, не увидела Кристину или наших детей… Мама стала бы замечательной бабушкой… – Мика замолчал.

– Я тоже по ней скучаю, – тихо сказал я.

Несколько месяцев после похорон мамы мы с трудом возвращались к обычной жизни. Никто не знал, как себя вести и что делать. Мика, Дана и я пытались поддерживать друг друга и отца. Каждый раз, когда кто-либо из нас начинал плакать, остальные тоже разражались рыданиями. В итоге каждый пришел к независимому решению, что плакать не нужно. И мы перестали плакать, по крайней мере, когда были не в одиночестве.

Мамы не стало, хотя иной раз возникало странное ощущение, что она еще здесь. Все в доме носило ее отпечаток: то, как в шкафу лежали приправы, как на полках стояли фотографии, цвет стен, ее халат на стуле в спальне… Куда бы мы ни посмотрели, все напоминало о ней. Иной раз, стоя на кухне, я словно ощущал ее присутствие. Я искал знаки: движение на границе зрения или качнувшиеся ветви деревьев – я жаждал получить свидетельство того, что ее душа осталась с нами. И не получал.

Дом постоянно напоминал о маме и вместе с тем казался опустевшим. Из него ушли жизнь и веселье; задорный смех больше не отражался эхом от стен. Иной раз мы подумывали передвинуть мебель или убрать самые явные признаки присутствия мамы. Ее сумочку, например. Она постоянно клала ее на корзину у двери, и долгие месяцы никто из нас не осмеливался убрать сумочку в чулан или открыть и посмотреть, что внутри. Мы и так знали, что там увидим: наши фотографии, письма ее матери, губную помаду и прочие мелочи – слишком личное, слишком… ее , мы не могли коснуться этих вещей из странного опасения предать память мамы. Мы не хотели забывать маму, и эти вещи в некотором смысле были единственным, что от нее осталось. Сумочка будто стала нашей молчаливой мольбой о ее возвращении.

В тот год мы не праздновали Рождество дома. Впервые мы отмечали его у родственников. Невзирая на приятное общество, у каждого из нас в душе царила пустота. Мама умерла, и Рождество, справляемое дома, уже никогда не будет таким, как прежде.

Мы с Кэт привыкали жить вместе и заботились об отце. Каждый четверг мы откладывали в сторону все дела и водили отца в кино или на ужин.