Артур Аристакисян - Вырезанный живот. Мгновенный человек

Нервы заводятся от сцены сожжения денег в «Идиоте» настолько, что не могу это читать. Женщина сжигает немыслимо большие деньги на глазах сексуально озабоченных мужчин. Нельзя людям читать такое. Нельзя с людьми так. Не люблю роман «Идиот». В «Братьях Карамазовых» тоже что-то такое делается с деньгами. Невозможно читать. Автор тебя погружает в повествование — а потом устраивает подлость. Неприятный тритон в душе, диссонанс. Как будто с твоей душой делают что-то недоброе, подлое. В то же время читать не прекратишь, читаешь дальше. Настолько сильно внушение, обаяние таланта, хотя ругаешь, не знаешь как, этого Достоевского. Умеет он это делать. Потому он и Достоевский, что пользуется запрещенными литературными приемами, болевыми приемами, от которых нет защиты, типа приемов из восточных единоборств. Так нельзя. Очень сильно травмирует. Ломает и портит душу. Во имя идеи. Идея понятна. В конце концов, достигается пресветлая цель, но за счет здоровья читателя.

Вынужден был согласиться с врачом: что во имя поддержания основ миропорядка я претерпел пренеприятное вредное состояние.

Страшно сложный билет мне выпал на экзамене: закон Ома для участка цепи. Я встал у доски и нарисовал мелом собаку с острыми зубами, слюна капает. И сказал: «Бешеных собак пристреливают, или они сами умирают — это и есть закон Ома для участка цепи». Не знаю, поняли они меня или нет. Но вы, я знаю, все поняли. Посовещавшись, они мне «четверку» поставили: «хорошо». Может, так было нужно? Может, эта четверка тоже имеет отношение к закону Ома? Может, она не только оценку означает. Написали: «4». Постарались не нарушать закон Ома; соблюсти закон Ома для участка цепи. Какой такой цепи? Откуда докуда? Может, подумали, что это я принимаю у них экзамен, и постарались не ударить лицом в грязь. Не знаю, что думали они, но, по моему мнению, закон Ома для участка цепи звучит так: «Бешеных собак или пристреливают, или они сами умирают». Именно так звучит закон Ома. Для участка цепи. Не знаю, дошло до них или нет. Может, они только сделали вид, что дошло, и поставили «4». Они не поняли, при чем тут участок цепи. Собака срывается с цепи. Бешеная собака сорвалась с цепи прямо с ошейником и с участком цепи. Поэтому закон Ома для участка цепи звучит: «Бешеных собак или пристреливают, или они сами подыхают» — и никак иначе. Конечно, это не похоже на те формулы, которые вдалбливают в головы. Может, мне не козырять нужно было, а написать закон Ома, как он пишется для электрика. Я же выступил в духе «Футбола 1860 года» Кэндзабуро Оэ, то есть сказал правду. Он занимался каратэ; винтовку укрепил и застрелил себя при помощи того механизма. И написал: «Я сказал правду». Вот в таком духе я был прав, в японско-классическом духе. Мне важно было сказать правду. Поэтому я так пробравировал против мой формулы физики. У меня такую реакцию вызывали все формулы физики. Неправда их и отношение к их неправде; естествоиспытательское любомудрствование в поисках чрезвычайной точности вызывало во мне такое агрессивное отношение. Все формулы физики вызывали во мне неприятное чувство. Изучение различных наук набивали оскомину, питали отвращение к учителям. В то же время физику Роджерса я прочитал в сумасшедшем доме запоем. Это — детская физика, совсем другая физика: физика детей. Не та, что преподается в школах. Шли же поиски другой физики. Выписавшись из больницы, я откопал физику Гербегера: это физика Германии 30‑х годов, времен нацизма. Она оказалась мне впору. Я ее исповедую и мыслю в связи с ней. Физику, принятую для преподавания в школе, я не признаю. Человек, который на ней строит свои предпосылки, убеждения, он ошибается в самом подходе. Я приверженец другой физики: Гербегера. Живу в согласии с ней и не жалуюсь; знаю, что мои планы не рухнут. Проблем у меня нет, поскольку я убежден в правоте и правомерности физики Гербегера. По физике Гербегера собирались автомобили. Один старик в Германии, бывший механик автомобильного завода, рассказал мне, как он однажды подпилил рычаг передач. Это длинная, жуткая история — я ее потом как-нибудь расскажу. Но — физика Гербегера: движение циферблата и движение колеса в этой физике тождественны. Она рассматривает только поступательное движение колеса, как часовой стрелки циферблата. Согласно нашей физике, колесо движется только до нижней точки, до этой вертикальной линии оси — и от нее поворачивает обратно. До нее — и обратно. До нее — и обратно. И никогда эту черту не пересекает. Все силы доходят только досюда. Чтобы остановить колесо, нужно пробить эту плотность. Тогда возникнет настоящий тормоз, тогда колесо будет остановлено. О колесе сансары если говорить, то только в этом отношении: останов ка колеса. Но механическое колесо так не движется. Так теоретически движутся стрелки на часах. Согласно законам нашей физики, мы мыслим по-другому: колесо движется, как баранка по столу. Баранка по столу так движется, но колесо в машине, в транспорте — это совсем другое дело. Да, колесо круглое; но и баранка круглая, и яйцо круглое. Но колесо на транспорте совсем другое круглое. С него начинается физика — с его движения и с единственной возможности его остановки. Но это жестокий акт. Подобного рода остановка колеса — это большая жестокость. Третьего не дано. Либо колесо движется, либо оно остановлено. Физика Третьего Рейха, 30‑х годов Германии: никаких особых формул, никакого траханья мозгов. Лишь практическое решение, решение дела. Без формул: просто, видим, что это так. И делаем. Это — физика дела, делового решения задачи. Это — так, это — так, это — так. Объяснять никто ничего особенно не будет. Это не еврейская физика, это арийская физика прикладного характера. Не абстрактная физика, на бумаге, в голове еврея. Так можно, так можно, и так можно. Ничего такого в физике Гербегера нет. Никаких вероятностей. Быть или не быть. То же самое — в философии. Никаких шести курсов философского факультета МГУ. Производственные силы, производственные отношения, базис, надстройка — все это не то, все это не решение вопроса. Это не физика. Поэтому все формулы чреваты ложью, дьяволом. Подростки, дети этого не выносят, терпеть не могут: когда педофилят их мозг, их неокрепшую голову. У них самое враждебное отношение к такой физике. Учитель физики сказал, чтобы я состриг длинные волосы. Сказал: «Мне подонки не нужны». Я сказал: «Сам ты подонок». За это на лекциях по электричеству он проводил на мне опыты; показывал действия закона Ома для участка цепи. Он прилюдно, перед всем классом пропускал через меня ток, не такой большой силы, чтобы я попал в больницу, но достаточной силы, чтобы поднять меня на смех, и в доходчивой форме объяснить формулу закона Ома, написанную на доске. Я решил после окончания девятого класса поступить и духовную семинарию под Одессой. Казалось бы, я мог не послушаться его, своего физика. Меня же током било, сильно било. Мог не послушаться — да не мог. Сама сила тока такова, что я не мог отказаться. В этом, как мне казалось, и заключался этот закон физики: что мне хотелось этой силы; я сам хотел, чтобы он пропустил через меня электрический ток. Я даже по жаловаться на него не смог. Такова тайна силы тока. Ничего не можешь: идешь на это. У всего на свете, в том числе и у физики, есть свои законы и тайны. Задача закона скрыть тайну. Кажется, я открыл тайну рабства.