Под звяканье посуды, которую французская тетка вместе с матерью Франтишка отмывают от присохших остатков капусты, кофейной гущи и крошек сдобного кекса, идет болтовня ни о чем — мол, а свадьба-то вроде получилась удачная, и Вере, если она теперь будет работать в Кладно, уже не придется таскаться по поездам. Французская тетка заметила между прочим, что, когда Франтишек закончит институт и станет паном советником в дорогой шубе, весь Жидов двор сядет перед ним на задницу. На это Франтишек возразил, что учится вовсе не для того, чтоб перед ним садились на задницу, а уж тем более кто-нибудь с Жидова двора, где он вырос, где носил соседям гостинцы, когда резали свинью, и где дрался с ребятами Малого стадиона за сомнительную честь Жидова двора. Эти его слова принимают как своеобразно выраженное уважение к народно-демократической системе образования — и оставляют без реплик.
Тем более поражена семья, когда на следующее, то есть воскресное, утро Франтишка уже и след простыл. Сначала все решили, что слишком много разговоров наслушался он о заботах семьи, что родственники ему опостылели и отправился парень искать забвения в Праге. Но тут они ошибались: кое-какие признаки свидетельствовали о том, что Франтишек не уехал. Тогда стали думать, что он пошел погулять. Однако и тут они оплошали. Во-первых, никто не взял в соображение, что окрестности Уезда решительно не созданы для прогулок, а во-вторых, они забыли, что Франтишек становится одним из тех людей, у которых с возрастом, помимо мышц, костей и бороды, развивается и мозг, способный не просто заучивать марксистские положения, но и использовать их на деле, проводя аналогию с жизнью людей, среди которых он вырос, которым носил гостинцы, когда резали свинью, честь которых отстаивал с помощью рогаток и снарядов в виде перегоревших лампочек и гвоздей для лошадиных подков.
Июньским утром, когда небо такое голубое, а роса сверкает так, что, усеянные этими радужными каплями, кажутся красивыми даже Казарма, и Жидов двор, и Новые дома, и обшарпанные стены бывшей пивоварни, Франтишек возился на своем участке, натягивал бечевку на колышки, обозначавшие углы будущего дома. Он еще не знал — хотя вырос в среде землекопов и сельскохозяйственных рабочих, — что, соединив бечевкой все четыре угла, в тот же день испытает прилив злости, который вслед за тем сменится приступом истерического хохота. Потому что, покончив с бечевкой, он взялся за лопату — несколько лопат семья приобрела еще в дни Февральских событий, когда работникам госхоза выделили клочки земли, чтоб они могли посеять редиску, резеду, пионы или брюкву, — и дециметр за дециметром начал отдирать дерн, буквально привязанный к почве прочной сетью корней пырея, репейника, лопухов и прочей нечисти.
Полдень; родители Франтишка пообедали, пообедала и французская тетка. Хотя во всей Европе не сыскать человека, который заподозрил бы оба семейства в страстной любви к собственности, с некоторых пор у них укоренился обычай после воскресного обеда отправляться на свой участок. Обычай этот выражает не столько их отношение к собственности, сколько способность мечтать о том, чего нет.
— Господи! — застыла пораженная мать Франтишка. — Да он взялся за дело! Он уже начал! Гляньте, сколько сделал до обеда один человек!
Все прямо растаяли при виде двух квадратных метров земли, освобожденной от дерна. Сияет и французская тетка, к месту вспомнив, что сын ее Роже по профессии каменщик. Так что, когда закончатся подготовительные работы, не будет никаких затруднений с поисками квалифицированной рабочей силы.
— Просто Роже возьмет отпуск, и дело с концом, — заявляет тетка со свойственной ей решительностью, какой, впрочем, все от нее и ожидают.
Один Франтишек не разделяет восторгов, которым поддалась даже французская тетка. Напротив, он в ужасе: не поскупившись на похвалу, все теперь просто уверены, что он продолжит свои труды и после обеда, и завтра, неделю, месяц, два месяца — у него ведь каникулы! — а он уже почти выбился из сил… Ладони жжет, спину ломит, и ноги как-то нетвердо держат… А дерн надо ведь не только отодрать, но и отнести в сторону, отбросить подальше, чтоб оставить место для целой горы земли, которую предстоит вынуть из ямы; Франтишек уже угадывает размеры этой горы и все же ошибается: она будет гораздо больше, и никто не скажет, куда ее девать. Бечевочка, ограничивающая квадрат, лишь очень незначительная часть которого освобождена от травяного покрова, подрагивает. Выглядит это смешно.
Читать дальше