Карел Мисарж - Окраина

Моравец-старший хранил ледяное спокойствие, чем совершенно вывел из равновесия директора — многоопытного пожилого практика с самыми учтивыми манерами.

— Что ж, остается только ждать решения педсовета. Впрочем, я хотел бы еще сказать вам, что именно я навел вас на след проступка моего сына.

— Благодарю, этот факт был мне известен, хотя я не понимаю, к чему вы его подчеркиваете.

Оба господина, как мы видим, не отступали от дипломатического протокола.

— И смею вас заверить, — продолжал директор уже с сильным раздражением, — что народно-демократическая школа никого зря обижать не станет, но в то же время она не собирается прощать обманщиков, которые не ценят преимуществ, предоставляемых рабочим классом всем, независимо от социального происхождения. Лично я буду настаивать на исключении.

— Я же могу лишь надеяться, что педагогический совет даст справедливую оценку проступку моего сына.

Только после этого разговора вся история — да и то далеко не сразу — стала достоянием гласности, а тем самым казусом, или «делом».

Исключение из гимназии всегда вещь серьезная, но, несмотря на это, многие ученики из других классов ничего не знали вплоть до объявленного педсовета. А когда узнали, тех, кто потрусливей, охватил ужас перед всевластием педагогов, которые так подчеркнуто требовали от учеников товарищеского к себе отношения и неуклонно настаивали на обращении «товарищ», и вот эти же самые демократы с таким непостижимым коварством расправляются с учеником, которого с первых же его шагов по коридору гимназии принимали сдержанно и настороженно.

В день педсовета в класс явилась классная руководительница вместе с директором. Публично осудив проступок Моравца-младшего, они зачитали параграф школьного устава, который дает школе право в таких случаях исключать нарушителей. Под конец они заявили, что ожидают полного одобрения со стороны коллектива класса, хотя и не обязаны руководствоваться его мнением, и в ожидании такого одобрения приглашают председателя классной организации Союза молодежи, Франтишка, на заседание педсовета, назначенное на шесть часов вечера.

Войдя в шесть часов в учительскую, Франтишек с удивлением увидел, что у преподавателей — по крайней мере в этом помещении — нет другого дела, кроме как переносить с места на место классные журналы, вынимать одни тетрадки из отделений на полках и вкладывать туда другие. Появление Франтишка учителя восприняли с наигранной нервозностью. При виде ученика, позволившего себе шататься по учительской в неурочное время, то один, то другой сначала изображал возмущение, затем, подняв брови, строил гримасу, после которой всякий здравомыслящий человек ожидал бы слов: «Ach, so!» [35]— и снова, только уже с большим рвением, возвращался к прерванному занятию, словно желая поскорей наверстать минуты, потраченные на то, чтоб сообразить, чего, в сущности, ищет здесь этот ученик.

Педагогический совет открыл директор; развив то, что он уже говорил в классе, он добавил в заключение, что школа, приуготовляющая молодое поколение для социализма, обязана решительно избавляться от пережитков всего того, что оставила в нас лицемерная буржуазная мораль. Списывание, подсказки, прогулы — все эти пережитки должны быть искоренены немедленно.

— Буржуазная мораль — это лень, пассивность и безделье, что весьма соблазнительно для молодежи. Если мы вовремя не удалим их носителей из рядов учащихся — каким станет будущее поколение?!

Сей риторический вопрос директор произнес в полной тишине; она длилась и после того, как он закончил, пока не стала наконец тягостной. Директору пришлось несколько раз взывать к «товарищам» с предложением высказаться. И тут Франтишек со стыдом поймал себя на том, что замечтался — и это в то самое время, когда всерьез решалась судьба его приятеля!

От речи директора он не ждал ничего нового, а темнота за окнами, в которой мигали далекие огоньки, протяжное, ни на что не похожее взвывание останавливающихся и трогающихся с места трамваев, их дребезжащие звонки — все это напоминало о том, что близится рождество. С горько-сладким чувством покосился он на свое вечное перо, которое от долголетнего употребления свернулось набок. Первый подарок, полученный им, когда он был принят в приму гимназии имени Бенеша. И единственный. Запах эбонита, смешанного с запахом чернил, он не забудет никогда. Сестре тогда подарили тяжелую деревянную куклу, какие изготовлял и дешево продавал местный колесник. Для него-то рождество было куда щедрее! А братья получили кубики с картинками и игру «Вверх-вниз».