Карел Мисарж - Окраина

Но, несмотря на ненастье, ожидающее его на улице, Франтишек довольно мужественно перенес расставание с приятелем. Только переступив порог своей мансарды, вздохнул. В мансарде жуткая холодина. Наклонившись, чтоб открыть дверцы ледяной печки, Франтишек заметил на столе большой конверт. Недоуменно повертел его в руках — и вынул из конверта пачку приглашений. Стал читать — на всех одно и то же:

«Городской Национальный комитет приглашает Вас на открытое собрание избирателей».

Франтишек кинулся к инженеру по технике безопасности, владельцу коттеджа.

— Что же это такое?!

— По-моему, повестки. — Инженер удивленно воззрился на Франтишка: текст ведь совершенно ясен.

— Да, но почему их так много?

— Не знаю…

Лишь на другой день председатель Национального комитета объяснил: количество повесток соответствует числу избирателей его участка, и он должен вовремя вручить их всем им на дому.

— Но когда?.. — растерялся Франтишек. — Работа у нас сменная…

— Лучше всего вечером, когда люди дома, — посоветовал председатель.

— Я думал, это рассылают по почте…

— Ну да, почта! Если такая ни к чему не обязывающая бумажка придет по почте, люди ее просто выбросят. Разве можно полагаться на почту!

Франтишек только беспомощно вздохнул, сложил повестки и вышел, совсем упав духом. Отправился к детскому саду, вызвал Квету и развернул перед ней бумажки:

— Работы на целую неделю!

Квета, девчонка без роду-племени, не знавшая семейной жизни, не понимает досады Франтишка.

— Хочешь, помогу? Я с некоторыми знакома…

Быстро перебрав повестки, она отделила часть и, развернув веером, весело помахала ими перед носом Франтишка:

— Этим я вручу сама. Их дети у нас в саду.

— Да разве ты не понимаешь, что дело не в этом?

Франтишек не знает, как объяснить Квете всю неловкость такого поручения. Такие тонкости до нее не доходят. И она смотрит на него удивленно, еще немножко — и съежится, замкнется в себе. Этого Франтишек боится: ведь если так случится, то, пока он вернет ее к жизни, орущие детишки, чего доброго, дом подпалят. Все что угодно, только не это! Квета делает последнюю попытку понять его.

— В чем же тогда дело? — в отчаянии спрашивает она.

— Ну неудобно же врываться в чужие квартиры! — чуть не выкрикивает Франтишек.

— А как ты тогда с ними познакомишься? — бесхитростно возражает Квета.

Франтишку остается проглотить этот урок политической работы; не сразу нашел он, что ответить, но потом, смущенно улыбнувшись, признался:

— Я об этом и не подумал…

Оставив Квете веер из повесток, он засунул свою часть бумажек в карман и вечером принялся обходить старые дома с галерейками, на которых сушатся пеленки. Над двориками стоит запах младенцев, складывающийся из запахов мыла, молока, пота и записанных матрацев. На одной галерейке, куда выходили жилища трех семей, Франтишек забыл роль объективного депутата, улыбающегося в ответ на недоверчивые взгляды и холодный прием; увидев, как из общей уборной выползает полупарализованная старуха, он в сердцах заговорил с ней:

— Господи, скажите на милость, что за счастье вы тут искали? Неужели стоило тащиться сюда из внутренних областей, чтобы и тут тесниться по две семьи в двух клетушках?

И вдруг — словно сами стены здесь имеют уши — все ожило на галерейке: в окнах появились головы, в прихожих поднялся какой-то шум, а старуха ответила за всех:

— А там у нас и этого не было.

Глянув вызывающе на галстук Франтишка, на его белую рубашку, она добавила с нескрываемой злостью:

— Ученым-то господам такое и во сне не снилось!

— Бабка, не задирайте его! — раздался из полуоткрытого окна молодой женский голос. — Он депутат, а мы не хотим тут гнить до смерти!

Старуха затрясла головой:

— Видала я таких депутатов! Жаль, ни один не жил в таком вот…

Она скрылась в темной прихожей, откуда еще донеслись ее слова:

— Господа были и будут…

Франтишек не стал ее разубеждать. Он спустился по скользким ступенькам, сосредоточив все свое внимание на том, как бы не поскользнуться.

Есть еще люди, объявляющие себя бедняками в чаянии сделать на этом карьеру. Но число их стремительно сокращается. Теперь скорее сделаешь карьеру, если у тебя машина и модерная квартира со светильниками, как на Брюссельской выставке. Франтишек не относился ни к тем, ни к другим. Ну и что?

Обойдя все дворики, протопав по всем стертым ступеням, он смертельно устал. И усталость эта не просто физическая — он душевно измучен. Неудивительно. Ведь и в последней квартире он должен был держаться, как в первой, терпеливо отвечать на вопросы и оскорбления. Почувствовав, что идти по глинистой тропинке через поля к своей мансарде, сейчас, без сомнения, выстывшей, выше его сил, он направился к кафе, чьи запотевшие, заляпанные грязью окна светятся желтыми огнями. Войдя, двинулся прямиком к «интеллектуальному» столу. Не спросив даже, свободен ли стул между аптекарем Козликом и директором химзавода, он поздоровался и уселся с уверенностью завсегдатая. Демонстративно положил на стол оставшиеся повестки. Директор искоса наблюдал за ним. Затем тихонько спросил: