Тибор Фишер - Как править миром

– Давно тебя не было. Очень давно, – говорит Зак. – Я думала, ты уже умер. Но твоя шаурма тебя ждет. Как раз как ты любишь.

– Разве ты не должна была знать, мертвый я или живой?

– Никому не дано знать всего. Нам не позволено совершенство. Говорят, у тебя были крупные неприятности.

– О каких именно неприятностях мы сейчас говорим? За всем сразу не уследишь.

Я вернулся из Иерусалима буквально пару недель назад, но Зак уже в курсе.

– Я слышала, ты затеял какой-то грандиозный проект, а в итоге остался вообще без гроша, – говорит она.

А-а, вот о чем речь. Жиль де Ре.

Есть люди, которые запросто изольют душу парикмахеру или случайному бармену. Лично я никогда не гружу незнакомцев своими проблемами, прежде всего потому, что проблемы от этого не решатся. Но что-то в голосе Зак располагает к откровенности. Искреннее сочувствие. Или, возможно, Зак владеет гипнозом. Ее голос всегда успокаивает и слегка убаюкивает.

На телевидении есть одно золотое правило: не вкладывай в съемки собственные деньги. Вкладывай только чужие деньги, всегда. Я ненавижу историю, но мне очень хотелось сделать большую документалку о Жиле де Ре. Я вложил в этот проект все свои деньги, потому что устал бороться с непробиваемым повсеместным идиотизмом. Мне надоело зависеть от чужой тупости. Я заложил дом.

– Я заложил дом, я вложил в этот фильм все свои сбережения. Терпел капризы вечно всем недовольных актеров и занудство надутых историков, расписал все эпизоды, сидел с монтажерами в аппаратной, лично все проверял. Это было волшебно. А потом все сгорело дотла.

– Страховка?

Первым делом все спрашивают о страховке. Конечно, страховка была. Я же не идиот. И, конечно, по этой страховке мне не выплатили ни гроша. Разумеется, никто и не ждет, что страховая компания исполнит свои обязательства в полной мере и выплатит все до последнего пенса, но пусть она выплатит хоть что-нибудь. Самую малость. Просто чтобы отделаться. Нет. Хрена лысого, как говорили у нас во дворе.

Я знаю людей, предъявлявших страховщикам совершенно абсурдные требования. Джек-Список однажды ужрался в хлам и отправился бродить по городу. Утомился, сел передохнуть на ступеньках у подъезда какого-то здания на Риджент-стрит. Просыпается: уже утро. Бумажника нет. Портфеля с новеньким навороченным ноутбуком нет. Дорогих туфель ручной работы нет как нет. Золотых карманных часов тоже нет.

Напрочь убитый, он обратился в страховую компанию, у подъезда которой его обчистили ночью. Ему дали денег. Ему дали новый ноутбук. Новые туфли. Новые золотые карманные часы. По каким-то причинам, вероятно, прописанным в договоре микроскопическим шрифтом, страховые компании выплачивают страховку только законченным идиотам или мошенникам.

– Мне не выплатили страховку. Не стоило вкладывать в фильм свои деньги.

– Нет, ты все правильно сделал, – говорит Зак. – Слабый духом не будет даже пытаться, а ты попытался. Победа дается тому, кто дерзает, друг мой.

Судя по моему опыту, того, кто дерзает, ждет бесславный конец. Однажды я видел таких дерзновенных, в Афганистане. Две дюжины храбрецов, очень холодных и очень мертвых. Я снимал братскую могилу. Кем были погибшие? Кто их убил? Этого мы никогда не узнаем. Но те мертвецы были безоговорочно, необратимо мертвы. Ничто не сравнится со свежей братской могилой в разгаре жаркого лета.

Семтекс наотрез отказался.

– Хоть убей, не могу.

Я не стал его уговаривать. Такие вещи не входят в стандартный контракт. Запах. Да, смрад, буквально сбивающий с ног. Мы стояли в нескольких сотнях шагов от ямы, и всех тошнило от вони гниющих трупов. К тому же существует негласное правило: не заставляй оператора делать то, что не готов сделать сам.

Я схватил камеру. Я не смотрел в объектив. Мне не хотелось на это смотреть. Руки все делали сами. Я просто зажмурился и направил камеру в нужную сторону, хотя отснятый материал получился на удивление четким и мастерски скомпонованным. То есть так мне сказали. Я не смотрел свою запись, и по вполне очевидным причинам ее не выпустили в эфир. Это уж точно не легкий фильмец для субботнего свидания. И еще мне сказали, что до меня эту могилу пытались снять три оператора. Двое хлопнулись в обморок, одного сразу вырвало. А потом я геройски взял камеру и все сделал, как надо. Я единственный, кто сумел. Сколько в мире моих разных «я». И у каждого из моих «я» свои собственные приключения.

Я не чувствовал запаха, потому что сильно простудился. Нос был заложен настолько, что я не мог им дышать, не говоря уж о том, чтобы хоть что-нибудь обонять, но я никому ничего не сказал. Когда я вернулся к съемочной группе, неподалеку от нее стояли какие-то хмурые местные. Которые вполне обоснованно ненавидели журналистов и телевидение.