Тибор Фишер - Как править миром

– Если ты такой умный, вставай на мое место. Вы меня выжали, вы меня выжали, как лимон, – стонет Лилиан.

Пылая праведным гневом, она идет прочь, хотя в условиях жаркого климата и когда надо карабкаться в гору на высоченных каблуках, подобная демонстрация получается не особо эффектной. Лилиан быстро соображает, что зря не пошла вниз по склону, пусть и в другую сторону от отеля, но теперь уже поздно менять направление.

– Никто не хочет, чтобы все закончилось по-настоящему. Никто не хочет, чтобы все закончилось окончательно, – комментирует Семтекс, снимая спину удаляющейся Лилиан.

– Никто, кроме ученых, – говорю я. – Наука предсказывает энергетическую смерть Вселенной. Мы все умрем без единого стона, в глухой тишине, потому что вселенская усталость возьмет свое.

– Неудивительно, что ученых никто не любит.

Стоит ли утихомирить обильно потеющую Лилиан, которая старательно делает вид, что подъем в гору ее не парит? Нет. Сегодня мы отсняли три довольно объемных куска, что уже превышает среднесуточную норму трудов для Лилиан: два включения на час работы.

Французы не умеют работать. Если бы не орды туристов, приезжающих во Францию ради сыра, вина и нудистских пляжей, они бы давно обанкротились как страна. И я искренне не понимаю, почему американцы считают Париж романтическим городом. Лично я, пока дожидался, когда мрачный алжирец все-таки снизойдет до того, чтобы подать мне несвежую пиццу, ничего романтического в этом вашем хваленом Париже не обнаружил.

Камера продолжает снимать. Семтекс собирает сюжеты для своего фильма «Приступы бешенства у Лилиан». Пока что лучшая вспышка гнева была в тот раз, когда мы подкупили администратора в отеле, чтобы он поселил Лилиан в комнату для прислуги и к тому же неубранную. Она буквально взвилась от ярости. Мы сохранили это для потомков. Еще один замечательный приступ ярости: когда с нашей подачи Лилиан арестовали за проституцию в берлинском отеле. Правда, это и нам аукнулось. У нас ушел целый день, чтобы вытащить Лилиан из участка.

– Нет лучше шутки, чем старая шутка, – говорит Семтекс.

Это правда. Хорошие шутки никогда не надоедают.

Отдаю Семтексу деньги. Ненавижу проигрывать в споре. Я был уверен, что сегодня Лилиан воспользуется какой-то другой из своих фразочек. Выжатой, как лимон, она была вчера.

По всему миру в честь Лилиан съемочные группы используют кодовый французский акцент и тянут слова: «Вы меня выжааали, как лимооон». Или: «Я разбита, как стееклооо». Или коронное: «Это рабство как оно есть». Можно бы посочувствовать Лилиан, но я заполняю зарплатные ведомости и знаю, сколько она получает.

Я спрашиваю у Семтекса:

– Откуда ты все это знаешь?

– Прочел в путеводителе. Сегодня утром.

– Давай, что ли, снимать перебивки. Кстати, а почему Баал?

– Он был изначальным Князем тьмы, – говорит Семтекс. – Это моя дань уважения лично тебе. В честь Баала сжигали детей. Он был франшизой. Покупаешь имя Баала и добавляешь к нему любое, какое хочешь. Когда карфагеняне проигрывали войну грекам, они стали жечь заживо еще больше детей. Они были уверены, что проигрывают войну, потому что жгут мало детишек.

– Если сжигаешь мало детишек, значит, ты просто сжигаешь мало детишек.

Не понимаю, почему карфагенян судят так строго за человеческие жертвоприношения. Человек, познавший глубины отчаяния, может им лишь посочувствовать. Когда все плохо, надо делать хоть что-нибудь. «Хоть что-нибудь» почти всегда лучше, чем «ничего». Если бы только Семтекс не был таким замечательным оператором! Но его операторское чутье, его объектив – всегда в самую точку. Когда у тебя было самое лучшее, все остальное уже не катит.

Я ненавижу историю. Я присутствовал при ее зарождении. Геродот. Сериал о его книге, с которой и началась вся история.

Это была моя первая работа на телевидении. Херби устроил меня помощником оператора после того, как мы познакомились в поезде, когда я ехал в армейский лагерь базовой подготовки.

Поначалу работа помощника оператора казалась подарком судьбы. Как будто ты в отпуске в солнечной Греции, и тебе еще за это платят . И работать на телевидении! Все мечтают работать на телевидении. Почему-то считается, что это круто. К тому же мне надо было всего лишь таскать штатив, делать разметку и по возможности получать удовольствие от жизни. Я никогда не жалел, что не пошел по армейской стезе (я даже не мог довести сапоги до положенного блеска), хотя моего дядю Джо это всегда удручало.