Халед Хоссейни - Тысяча сияющих солнц [litres]

Тарик осторожно прикоснулся к ее распухшей губе. Сказал холодно:

– Это он.

Перед Лейлой в мельчайших подробностях встал тот безумный день, когда они зачали Азизу, сплетение тел, его горячее дыхание, его страсть…

– Мне надо было увезти тебя, – произнес Тарик совсем тихо.

Лейла опустила глаза, сдерживая рыдание.

– Ты сейчас замужняя женщина и мать. И вот перед тобой предстаю я. За эти годы столько всего случилось. Наверное, мне не надо было приезжать. Но я не мог иначе. Ах, Лейла, лучше бы я никуда не уезжал и не расставался с тобой.

– Прекрати, – всхлипнула Лейла.

– Мне надо было настоять на своем, чего бы это ни стоило. Надо было жениться на тебе, пока была такая возможность. Тогда все пошло бы по-другому.

– Не надо. Не говори так. Прошу тебя. Не сыпь соль на рану.

Тарик шагнул было к ней и замер на полдороге.

– Не хочу притворяться. И не хочу ломать тебе жизнь. Если будет лучше, чтоб я исчез, только скажи. И я уеду обратно в Пакистан. И не причиню никаких неприятностей. Только скажи.

– Нет! – выкрикнула Лейла, хватая его за руку и сразу бросая. – Ни за что. Не уезжай. Умоляю тебя, останься.

Тарик помедлил. Кивнул.

– Он работает с двенадцати до восьми. Приходи завтра днем. Мы с тобой навестим Азизу.

– Я его не боюсь, ты ведь знаешь.

– Знаю. Приходи завтра днем.

– А потом?

– Потом… Я должна подумать. Все так… – Да уж. Я понимаю. Прости меня за все.

Я виноват перед тобой.

– Мне не за что тебя прощать. Ты придешь, ты обещал. Ты вернулся.

– Как я рад, что повидал тебя, – растроганно сказал Тарик.

Дрожа, она смотрела ему вслед. Целые тома писем… Лейлу затрясло сильнее. На душе у нее было невыразимо грустно. Но мрак вокруг немножко просветлел.

Слабый лучик надежды – ведь вот он?

Мариам

– Я был наверху, играл с Мариам.

– А мама?

– Мама была внизу. Говорила с этим мужчиной.

– Понятно, – сказал Рашид. – На пару бабы орудовали.

Черты лица у него смягчились, складки на лбу разгладились, подозрительность и недоверчивость куда-то пропали. Рашид сел прямо. Вид у него был… пожалуй, задумчивый. Словно у капитана корабля, которому только что доложили о мятеже на борту, и надо решать, какие шаги предпринять.

И вот решение принято.

Мариам открыла было рот, но Рашид, не глядя на жену, движением руки остановил ее:

– Поздно, Мариам.

Холодно сказал Залмаю:

– Отправляйся наверх, сынок.

На лице Залмая был написан ужас. Расширенными глазами он обвел лица взрослых. Вот ведь что вышло из его болтовни – он и думать не думал.

Ой, что будет?

– Живо! – приказал Рашид.

Взял сына за локоть и повел вверх по лестнице.

Залмай не сопротивлялся.

Мариам и Лейла молчали. Съежились, уставившись в пол, будто посмотреть друг на друга значило принять точку зрения Рашида. «Пока я тут открываю гостям двери и надрываюсь с чемоданами, у меня за спиной, в моем собственном доме, творится разврат и безобразие. Да еще в присутствии сына». Было очень тихо, только сверху доносились шаги – тяжелые, зловещие – и мелкий топоток на их фоне. Потом наверху заговорили – слов не разобрать – и резко смолкли. Хлопнула дверь, скрежетнул ключ в замочной скважине. Топот шагов по лестнице.

Одной рукой Рашид прятал в карман ключ, в другой сжимал ремень. Пряжка с размеренным стуком волочилась за ним по ступенькам.

Мариам кинулась ему наперерез – отлетела в сторону. Свистнул в воздухе ремень. Лейла даже пошевелиться не успела. Удар пришелся ей по голове. Лейла провела рукой по виску, посмотрела на окровавленные пальцы, на Рашида, словно не веря своим глазам. Недоумение сменила ненависть.

Рашид замахнулся еще раз – Лейла подставила руку и ухватилась за ремень. Какое там! Муж вырвал его одним быстрым движением. Ремень просвистел в воздухе. На этот раз Лейле удалось увернуться. Подскочив к Рашиду, она изо всех сил двинула его в ухо. Тот выругался и бросился на нее, загородив дорогу. Лейла метнулась в сторону, но бежать уже было некуда. Рашид прижал жену к стене и принялся охаживать ремнем, только кровь брызгала из-под пряжки.

По груди! По лицу! По пальцам! По плечам! Мариам потеряла счет ударам, потеряла счет своим мольбам, своим пустопорожним попыткам удержать его. Расплывчатый клубок из тел, скрежещущих зубов, сжатых кулаков, яростных хлестких ударов вертелся у нее перед глазами. И вот из красной мути проступила четкая картина: чьи-то обломанные ногти впились Рашиду в щеки, вцепились в волосы, царапают лоб… «Да это же я задаю ему жару, я», – не сразу поняла Мариам, и дикий восторг обуял ее.