Наталия Терентьева - Феечка

– Ты видела, чтобы он делал селфи? – удивилась я.

– Нет.

– А как же он снял?

– Наверное, взяла вторая камера. Он же, кроме онлайн-трансляции, еще запись сделал, и мы попали в кадр.

– Мы довольно симпатичные… – проговорила я. – Особенно ты…

Я, конечно, могла бы и получше выглядеть. Мои волосы, которые Андреев потом накручивал на палец, можно было убрать, они смотрелись неэффектно и неаккуратно. Взгляд у меня был неуверенный и глупый, рот приоткрыт. Но на цветной фотографии так ярко блестели мои синие глаза, что можно было простить и глупость, и растерянный взгляд. В какой момент я так растерялась? Не знаю. Может быть, все время такая была.

Ульяна выглядела на самом деле лучше – настоящая русская красавица, половина нашей красоты это просто наша юность, у меня хватает ума это понимать. Но в Ульяне на самом деле перемешались какие-то крови, и получилась универсальная русско-татарско-иранская красотка. Ее можно принять за брюнетку любой национальности. Очень положительную умную брюнетку, яркую, самодостаточную.

– Я что-то вообще как урод… – проговорила Ульяна.

И ведь так это сказала! Так искренне, так расстроенно.

– Я тоже, – кивнула я.

Мы стали рассматривать фотографию и чуть не пропустили станцию «Тушинская», на которой нам надо было выходить.

– Ну что, пойдешь ко мне в гости? – спросила Ульяна.

– Не знаю… – в нерешительности сказала я.

Я бы, наверное, и не хотела сейчас оставаться одна. Но знакомиться с мамой Ульяны, после того, как она мне рассказала, какая та странная, у меня тоже особого желания не было.

– Что? Сомневаешься? Пошли, пошли… Мама скоро должна прийти, она на встрече одноклассников, они каждый год собираются, а мы с выпускного даже не списывались ни с кем, у нас класс недружный был, каждый за себя.

– У нас тоже.

Ульяна жила в старом панельном доме. Подъезд неожиданно оказался у них чистый, светлый, с цветами в больших кадках.

– У нас люди стараются, видишь как… – кивнула Ульяна. – Нам прежнюю квартиру пришлось продать, чтобы часть денег выплатить. Там было три комнаты, здесь полторы.

– Как это?

– Две маленькие смежные. Но нам вроде не тесно. Если отношения нормальные, ты ж понимаешь…

– Ну да, – кивнула я. – А у нас старая огромная квартира, одна комната стоит нежилая, мы в нее все вещи сносим, сносим…

– А если продать?

– Нет. Дом наш вообще в плохом состоянии. Его хотели выводить из жилого фонда, но пока оставили. И, главное, бабушка привыкла, она в этой квартире всю жизнь живет. У нас была коммуналка, которую начали расселять, и всё приостановилось, остался один сосед, который собирался жениться на моей маме.

– А мама в курсе была?

Я засмеялась.

– Нет, мама не собиралась выходить за него замуж. Я была маленькая, года два, наверное… ну как-то все не сложилось… Наверное, не любила, не знаю. Человек оказался не от мира сего, подарил маме две комнаты и уехал за Полярный круг, работает там в оленеводческом хозяйстве ветеринаром. Мама посылает ему каждые три месяца по десять тысяч рублей. Потому что считает, что он там голодает и теряет здоровье. Хотя больше потерять его, чем живя на нашей «Ваське», где вредные выбросы превышают норму в несколько раз, растворяются во влажных болотистых испарениях и создают несовместимый с жизнью коктейль, невозможно. У нас не так сильно дует ветер, как на Серном острове и вдоль реки Смоленки. И вся адская смесь никуда не девается, так и стоит в воздухе.

– Но переезжать никто не хочет, да?

Я вздохнула.

– Мама считает, что пожилых людей без особых на то причин не надо двигать с их привычного места. Не пересаживают взрослые деревья, они не приживаются на другом месте…

– Понятно, – кивнула Ульяна. – У меня бабушка свою квартиру продала, к сыну, маминому брату уехала, думала, ей веселее будет с внуками – он переехал на Кубань. И не прожила и двух лет там. Климат другой, все другое. Солнце яркое, люди громкие… Сын крутиться стал – то не получилось, это прогорело… Ладно, что-то мы с тобой загрустили после нашей потрясающей поездки к Андрееву.

Ульяна улыбнулась. Я постаралась понять, что она вкладывает в эту улыбку. Она смеется над собой? Надо мной? Над нами обеими? Просто довольна, что мы побывали в доме у нашего общего кумира – пусть идейного, можно ведь забыть на минуту о его мужском обаянии…

Ульяна стала отпирать дверь ключом, но нам открыла Ульянина мама. Она оказалась высокого роста, похожая на Ульяну, только в очках и с неуверенной, растерянной улыбкой. Но очень милой и искренней, как мне сразу показалось. Она была в темно-синем нарядном платье, с изящными розоватыми бусиками.