Иван Охлобыстин - Запах фиалки

– Более чем, – признался Саша, неотрывно следя, как бегают маслянистые бусинки глаз советника и как он пришептывает себе под нос, расставляя по клеткам ониксовую армию черных пешек.

– Ну и совершенно напрасно. Если задуматься о том, что он пережил, то в нем нет вовсе ничего странного. Просто теперь ему нечего бояться, теперь он смотрит на мир новыми глазами. Взгляните, так выглядит человек, избавленный от страха, – он счастлив! Как и большинство моих людей, он видит мир иначе, не так, как всё остальное человечество.

– А что случилось с его любимой женщиной? – спросил Джефф, отложив в сторону собранный штатив. Его порядком нервировал весь этот загадочный бред, который нес бен Гар.

– Что случилось? – удивленно поднял брови тот. – Конечно же, он застрелил ее!

– И зачем он это сделал? – после небольшой паузы выдавил из себя ирландец, стараясь не заглядывать бен Гару в глаза.

– Чтобы освободить ее от земных оков и освободить свой дух от страха, зачем же еще? – размеренно ответил сириец, словно объясняя всем известные прописные истины. – Господа, как там говорят в России? Не бегите впереди паровоза! Верно? Скоро вы всё поймете сами.

– Господин! – прервал их советник, в растерянности сжимающий в руке несколько оставшихся неприкаянными фигур. – Простите меня, но я опять забыл, на какой клетке должен стоять белый король. На белой или на черной?

– Запомни, Роберт, – назидательно проговорил Баха, заложив руки за спину и прохаживаясь по кромке бассейна, – белый король всегда стоит на темной клетке, а черный король – всегда на светлой. Это – гармония!

Он поднял палец к небесам, и с многозначительной улыбкой посмотрел на Сашу. Тем временем к бассейну вернулись девушки в бикини, которые, ослепительно улыбаясь, поставили на столик перед гостями графин виски, два бокала и ведерко со льдом.

– Позвольте поухаживать за вами, – учтиво предложил бен Гар, разливая напиток по стаканам. – Вам со льдом?

– Да, если можно, – Саша рассеянно кивнул, принимая из его рук бокал. – Может быть, уже включим камеру?

– Не стоит так торопиться, – миролюбиво заметил хозяин, усаживая Калачева обратно в шезлонг. – Вы преодолели тяжелый путь, отдохните, расслабьтесь. Чувствуйте себя как дома!

Саша послушно сел обратно и отхлебнул из бокала. Взгляд его невольно упал на одну из девушек, обладательницу эффектной иссиня-черной шевелюры.

– Хороший выбор! – с улыбкой проследил его взгляд Баха. – Предпочитаете брюнеток? Ах, ну да, конечно! – хлопнул он себя ладонью по лбу. – Конечно же, брюнеток! Ведь принцесса Гаяде тоже была брюнеткой!

– Откуда вы знаете о?.. – Александр оторопело поглядел на собеседника.

– Как же мне не знать? – рассмеялся сириец. – Ее ведь убили по моему приказу!

– Что?! – бокал выскользнул из Сашиных рук и со звоном покатился по мрамору. – Вы?! Но за что?!

– За ее брата, за связи с неверными, – загибал пальцы бен Гар, – да и в первую очередь – просто для удовольствия! – сообщил он, продолжая смеяться. – У меня была тысяча причин, но главная лишь одна – я так захотел! Я – человек! В самом гуманистическом смысле этого слова. Я свободен от любого страха, и я уверенно беру то, что хочу. Вся западная культура должна мне рукоплескать! Я – конечная цель гуманизма! Я – тот, кому столетиями пели оды европейские писатели, кого вызывали на спиритических сеансах европейские мистики, о ком мечтают в своих самых эротических снах бедные, разочарованные европейские женщины. Кстати, как вам виски?

– Что? Я не… – Саша сидел совершенно ошарашенный, не успевая переваривать информацию.

– Понимаю… – вздохнул Баха с ложным сочувствием. – Когда рушится мечта – это всегда тяжело, но только после этого обретаешь внутреннюю свободу. Нужно просто попробовать взглянуть со стороны, беспристрастно. Недаром говорят, что в современной журналистике камера важнее, чем журналист. – Он подмигнул потному от напряжения Джеффу, который настраивал объектив. – Именно беспристрастная камера передает мою речь в интернет, распространяет ее по всему миру, а там уже сотни таких, как вы, журналистов, готовых урвать жирный куш, сделают за меня всю работу, лишат мой образ всех противоречий. Слепят из меня задиру Заратустру, ницшеанского пророка, несущего дерзкую истину. Ведь им же все равно, для них главное – продавать свои тиражи! Они из штанов выпрыгнут, чтобы европейские мальчики и девочки из приличных семей, будущее этого мира, полюбили меня как живой символ борьбы с лицемерием и черствостью окружающего мира!