Пак Кён Ри - Дочери аптекаря Кима

— А-ах, — широко открыв рот, зевнула скучающая Ённан и уселась на траве. Шаманка, сверкнув глазами, просверлила ее взглядом.

Закончив приношение, женщины разбросали в горах еду и собрали посуду.

— Возвращайтесь и не оглядывайтесь, — приказала шаманка.

Ханщильдэк, подобрав полы юбки, первая стала спускаться с гор. Внизу послышался лай собаки.

Переступив порог дома, Ханщильдэк остановилась, как вкопанная. В красноватом свете лампы, одетый в белое пальто дурумаги, недвижимо стоял аптекарь Ким. Ханщильдэк локтем оттолкнула шаманку и шепнула:

— Стойте здесь, — и робким шагом вошла в дом. — Когда вы пришли? — осторожно спросила она мужа.

Ответа не последовало. Он стоял неподвижно, как статуя. Ханщильдэк, дрожа как осиновый лист, прошла на кухню. Взяла с полки деньги и оставшуюся еду и вложила в руки служанки:

— Скажи, что пришел муж, и я не могу выйти.

Ёмун вышла и через некоторое время вернулась.

— Ушла? — спросила Ханщильдэк.

— Да.

— Муж вошел в свою комнату?

— Нет, сидит во дворе на террасе.

Ханщильдэк виновато вышла из кухни. Ённан нигде не было, видимо, она ушла в свою комнату. Аптекарь неподвижно сидел, положив обе руки на трость.

— Куда это ты ходила, оставив пустым дом? — голос его не был рассерженным. Ханщильдэк замялась с ответом, не в силах быстро придумать какую-нибудь отговорку.

— Куда ты ходила, я тебя спрашиваю? Что молчишь? — вскричал аптекарь.

— В этом году предсказали большую беду… вот я и… — всё ещё стараясь скрыть все от мужа, проговорилась-таки Ханщильдэк.

— И что? Я, что ли, помру? — подняв голову, прямо посмотрел в глаза жене аптекарь.

Ханщильдэк попятилась назад, но избежать взгляда мужа не смогла. Его глаза были страшны. Она впервые видела его таким разъяренным.

— Не… нет. Это… это я умру.

— Ха-ха-ха!

В просторном доме, таком тихом, что можно было услышать шуршание мыши, эхом раздался смех аптекаря.

— He беспокойся! Все равно я умру первым, а не ты, — дрожащим голосом, уже помягче сказал аптекарь. Его глаза впали, челюсти выступали, лицо было бледным и безжизненным. Он встал и вошел в свою комнату.

— Несчастные… — раздалось оттуда.

Ким снял пальто и повесил его на место. Сел и достал бадук.

«Вы уже совсем состарились», — в его голове прозвучал недовольный голос Сочон. Аптекарь в глубоком раздумье стал расставлять шашки на доске.

Сегодня Ким впервые дал пощечину Сочон и расстался с ней. Страстная Сочон пугала его. Будучи неспособным ответить на ее желания, он чувствовал себя опустошенным, но никогда не ощущал себя одиноким. Ему всегда было хорошо и без женщины, он не испытывал ни малейшей нужды в ней. Теперь же, когда он остался совсем один, он мог спокойно размышлять над этим. Аптекарю было хорошо с Сочон, но также было хорошо и без нее, он никак не мог решить, кем она является для него. В последнее время он все больше замечал, как с каждым днем убывают его силы, как стремительно под гору летит жизнь, и все же он находил наслаждение в тихих уединенных часах воспоминаний. Сочон прекрасно понимала, что происходит с аптекарем. Порою она не могла скрыть в своих глазах враждебного, а иногда и насмешливого выражения по отношению к стареющему мужчине.

Ким отодвинул от себя бадук и закурил. Теперь он понял, что его одиночество и жизненный запас заранее были предопределены судьбой, а встречи с нелюбимой женщиной — это всего лишь привязанность и некий сорт любви по отношению к самому себе, и только к себе, а не привязанность и любовь к этой женщине. Навещая кисэн , Ким пытался найти какое-то успокоение для своего неспокойного духа.

Во дворе неистово звенели насекомые. Казалось, они горько оплакивали свои последние минуты жизни, напоминая Киму о закате его лет. В доме не раздавалось ни единого звука.

В море на искусственно созданной насыпи расположился утренний рынок Сето — самое оживленное и многолюдное место в городе на рассвете дня. Тут и там была разложена рыба, издающая свежий морской запах. Сквозь опаловый утренний туман, ведомые желанием жить, чуть свет сюда стекались отдохнувшие за ночь жители близлежащих районов. Еще в ясном небе не погасла утренняя звезда, а через северные ворота начинали уже проходить первые крестьянки, несшие на продажу — кто на спине, кто на голове — тыквы, батат и другие овощи. Со стороны гор Андви через храм Чунёльса женщины-рыбачки несли больших и маленьких крабов и разных моллюсков. Торговцы с кораблей, приплывшие на рынок через канал Пандэ, везли рыбу и водоросли. Со всех сторон, начиная с больших пароходов и заканчивая небольшими шаландами, вмещающими одного-двух человек, стекались торговцы и покупатели, пробуждая новый день. И это еще не все. Из Тонёна спешили на утренний рынок торговцы шелком, косметикой, нитками и фруктами. Когда же первые лучи солнца начинали рассеивать опаловое утро, рынок опустевал. Человеческий поток, кажущийся бесконечным на рассвете, растекался по городским улицам, унося корзины, полные живительных продуктов.