Виталий Науменко - Бедность, или Две девушки из богемы

Мещанский диван? Всё это будет уничтожено. Я сейчас же примусь

за работу.

Сережа долго бегал по квартире с коробкой спичек, поджигал

их, сразу же задувал и разбрасывал вокруг себя. Наконец он очень

устал, упал рядом с Семеном и зажег последнюю спичку. Семен

прикурил от нее.

«Саn» на бобине пошли на последний круг, и наконец, умолкли.

Семен кашлял и смеялся.

— Ты чего? — удивился Сережа.

— А ты знаешь, — продолжая кашлять, сказал Семен, — если

бы немецкие товарищи грохнули по этому коробку такта на два

позже, квартиры бы уже не было. Мы бы где-нибудь в своем мире

остались…

Соседи зашуршали и принялись расползаться, их слова звучали, как звуки переворачиваемых страниц какой-то слипшейся как бы

живой книги. А общий накал минувшего противостояния был так

неприлично и пожухло скомкан, как будто бы дворники осеннего

пошиба уже подступали, желая разделаться с ним.

Семен смотрел на догоревшую спичку.

Соседи-насекомые недовольно возвращались к телевизионным

программам, чтобы разругаться уже, шлепая по пультам, совершенно

забыв о том, что было пять минут тому назад.

23

НА ПЕРЕВАЛЕ «ГРОЗНЫЙ»

— Я люблю людей, но предпочитаю держаться от них подаль-

ше, — сказал Семен.

Они с Сережей зашли в знаменитое кафе на Грязнова.

— Что это у вас так спиртом несет? — спросил Семен. — Бу-

тылку водки разбили?

— От перегара вашего.

Они уселись. Здесь досуг скрашивала любовь посетителей к

себе. Зеркала отражали редких клиентов так, что они удваивались, удесятерялись... И главное, их можно было разглядывать кому не

лень. Подошла рыжая официантка, отразившись везде и сразу:

— Вам что?

— Вас, — немедленно ответил Семен. Сережа в бешенстве от-

вернулся. Цинизм и шутки такого рода он не выносил.

— На сколько? Час-два? Третий — бесплатно, — спокойно от-

ветила официантка.

— Дайте нам сто граммов водки и два малосольных огурца, —

пожелал Сережа (вряд ли будучи услышан), отбиваясь от огромного

фикуса в кадке, который почти прищемил его к стене и заслонял

обзор, создавая для юноши в тихом кафе иллюзию борделя, тем

более что над его головой в зеркале отражалась небесной красоты

девушка-брюнетка за соседним столиком со стаканчиком кофе и с

блокнотом, в который она что-то непрерывно записывала.

— Серж, — сказал, выдержав паузу, Семен, — я тоже заметил

эту пулеметно строчащую бисером фемину, которая не даст тебе

спокойно поесть, даже если ты проведешь под своим любимым фи-

кусом всю жизнь. Это не журналистка, ясно — зачем мы ей нужны.

Она влюбилась в тебя, вот и всё.

— В меня? — Сережа вскочил.

— Друг мой, — вдруг очень серьезно заговорил Семен, —

как только мы вошли, я получил удар тока, который чуть не сбил

меня с ног. Она одним взглядом спрашивала: «Кто это со мной?»

Может быть, она меня знает, но я женоненавистник, а они это

чувствуют. Я не специалист по женским сердцам, но сейчас ты

для нее наживка, и скоро она подойдет.

24

Сережа решил перевести разговор на тему, способную от-

пугнуть брюнетку.

— Ты Маркузе читал? Ладно, хочешь курить свою «Приму», кури. Но Введенского ты же читал?

— Что интересно, — сказал Семен, — Введенских было два, и

оба Александр Иванычи. Я даже видел книгу, где они объединены

в одного человека. Ты про какого?

Между тем Ненашев выглядывал из-за фикуса, снизу вверх на

брюнетку. Как одета… Мало обнаженных мест, задрапированные

же почти равны выставленным на показ. Нечто светло-бирюзовое и

тут же темное. Сережа терялся: «Непростой случай. Дешевая игра

в безвкусицу, но у любой игры есть подтекст».

Брюнетка закрыла блокнот и стала отпивать кофе небольшими

глотками, иногда поднимая глаза.

Семен продолжал в своем духе:

— Женщина родилась из мужчины, поэтому в ней так много

мужских качеств. И чем больше проходит времени, тем больше

мужчина раздаривает то, что от него осталось, а они расхватывают.

«Шанхайка» * такая: разбирайте все мужское! А мы? Мы же не имеем

права уподобляться женщинам, потому что становимся смешны и

отвратительны сами себе.

КАЛОШИ И БАРЕТКИ

— Неживая она какая-то, — пробормотал Сережа, не выпуская

из поля видимости брюнетку, которая все чаще стала отрываться от

блокнота и разглядывать зеркальный потолок. В пику ей Ненашев

стал глядеть в стол.

Официантка принесла графин. Семен настаивал на своих