Виталий Науменко - Бедность, или Две девушки из богемы

Не то чтобы Семен любил делиться своими творческими пла-

нами, нет, замысел он не раскрывал никогда, зато обожал распро-

страняться о философии очередной вещи.

— Я, эсер, пишу пьесу. Черновое название в духе Александра

Островского. Ну, ты понимаешь, о чем я: пословица в заглавии!

Что-то вроде: «Кто врёт — тому ежа в рот», «Чужие куры несутся, а наши только топорщатся», ну, или там: «Присматривайся, да не

прогляди». Это будет фарс. Суть в том, что люди не понимают самих

себя, и главное — своей пошлости.

— Все люди? Интересно. Значит, ты и меня считаешь по-

шлым?!

— Нет. Я же никого не осуждаю. Я обыкновенный наблюда-

тель. А люди пошлы, прежде всего, в мелочах. В том, как едят, как смотрят на женщин. О чем говорят, когда выпивают. Как ведут

себя за рулем автомобиля или, скажем, комбайна… Комбайна…

Я уже чушь несу. Так вот. Суть не в этом. Одного из героев я

пишу с себя. И этот герой даже пошлее и глупее остальных. Все

резонеры глупы, как пробка с застрявшим в ней штопором. С чего

мне себя выделять? Я не могу взять на себя право объяснять

людям, какими им надо быть, а какими не надо, я такой же, как

они, только хуже.

— Чем это?

— Тем, что я всё это понимаю, но не могу себя изменить. А они

даже и не задумываются об этом.

— Нет, — возразил Сережа, — в этом есть лукавство: ведь ты

не хуже всех и прекрасно это знаешь. Во-вторых, зачем людей из-

мерять: этот хуже, этот лучше. Ну, я знаю, что большинство моих

знакомых не в своем уме, но осуждать их за это — Боже упаси.

Может быть, там — внутри их сумасшествия — и лежит правда, которую мы ищем всю жизнь, но не находим?

Семен, казалось бы, целиком погруженный в себя, вдруг наивно

как-то глянул на Сережу и спросил:

— А женщины?

— Что женщины?

55

— Если твоя Женя сейчас тебе изменяет? Ты простишь ее? Ты найдешь

в ней что-то полезное и правильное? Правду, как ты говоришь. Никогда.

— Но почему она должна мне изменять?

— Они всегда так делают, — Семен закурил, что вызвало оче-

редной смеховой приступ у работников ТЮЗа.

— А мы нет?

— Да. Но только потому, что они нас научили.

ПРАЗДНИК ТРУДА И ЗДОРОВЬЯ

Сережа и Женя ранним утром сидели на ВУЗовской набережной

на парапете. Женя перебирала какие-то листики, которые машинально

срывала с деревьев по дороге.

— Хиппи, конечно же, коммунисты, а еще точнее — коммунары, —

говорил Сережа. — Советский человек не узнавал в хиппи себя, он

был слишком мещанин. Однако советское мещанство было самое

скромное и незатейливое.

— Пятый класс, вторая четверть, — сказала Женя. — Картина

Репина, называется «Не упадите вниз».

— Не понял.

56

Женя закуталась в какой-то свитер лоскутного цвета, накинув

на голову капюшон, и растирала джинсами одну ногу о другую. Ей

не было холодно, она просто бесилась оттого, что не может — вот

прямо так — встать и уйти — и отворачивалась от Ненашева.

— А чего не понял? Вот я всё думаю: тебе заткнуться или мне

тебе вмесить? Я тут с тобой со сранья. Я сижу, слушаю твой бубнеж.

Ну что ты можешь мне дать? Уроки игры на рояле? Научить пра-

вильно ноты переворачивать? Я и так на нем умею. «Подмосковные

вечера». Я закончила музыкальную школу, и художественную, между

прочим. Меня родители любили.

И это называется ее: «Пойдем — потрещим, пока прохладно?»

А кто-нибудь задумывался, что от этого треска — женского в осо-

бенности — лопаются барабанные перепонки, дети кусают груди

кормилиц, Европа разваливается на куски…

Сережа спустился к Ангаре, прошлепал по водорослям, и от-

чаянно, с лицом самоубийцы, сходу нырнул в нее, а потом уже

мокрый, утопивший феньку с шеи (нырнул с ней, вынырнул без

нее), вернувшись к Жене и хватаясь именно за то место, где, кроме

голой шеи, уже ничего и не было, чуть подпрыгнул, словно пытаясь

подвесить себя, как безличный предмет, как штаны или ботинки, в

этом мороке, не тумане даже — спросил:

— Ты что, меня бросаешь?

Женя стояла, облокотясь прекрасными сияющими локтями на

парапет; в лице ее было даже не презрение, а не знающая жалости

или мысли радость легкой победы.

— Я уезжаю в Братск — сказала она. — Мне здесь… надоело.

— А мне здесь весело? Тетя сошла с ума из-за какого-то Альберта, ты спишь с каждым встречным-поперечным, мы трахаемся, где попало, и ты еще специально в этот момент повышаешь голос, чтобы привлечь