Фридрих Горенштейн - Том 2. Искупление

— Детка, подойди ко мне.

Девочка подошла и, запрокинув голову, начала смотреть на Клавдию Петровну. У девочки были очень большие синие глаза, а губы перепачканы шоколадом.

— Детка, — сказала Клавдия Петровна, — расстегни мне пуговички на туфлях… Присядь, только аккуратненько, не помни сарафанчик.

Девочка присела, прикоснулась к пуговицам, но петли были очень тугие.

— Один пальчик подсунь под ремешок, а вторым нажимай на край пуговички, говорила Клавдия Петровна.

Девочка пыхтела, наконец ей удалось повернуть пуговицу и воткнуть ее в петлю, пуговица теперь торчала вдоль петли. Клавдия Петровна нажала носком другой туфли на задник, и пуговица отлетела.

— Молодец, — сказала Клавдия Петровна, — умница… Теперь этот… Ты, как Гришенька, хорошая… Возле меня живет мальчик Гришенька, он мне зимой снег в ведерке приносил…

— Тебе ножки болят? — спросила девочка.

— Да, детка, — сказала Клавдия Петровна, — ох, какая ты умница… Кушай пирожное. И дала ей липкое, растекающееся на картонной тарелке пирожное.

В это время появилась женщина в таком же, как у девочки, полосатом сарафане и с такими же голубыми-голубыми глазами.

— Где ты взяла эту пакость? — крикнула она, вырвала у девочки пирожное и кинула его в песок. На песке пирожное имело действительно отвратительный вид, оно сразу покрылось песчинками, точно сыпью, из лопнувшего теста вывалился белый крем, и по нему зашныряли муравьи.

Девочка заплакала, а женщина приподняла ей сзади сарафанчик и сильно хлопнула по розовым трусикам. Девочка вырвалась и побежала, плача, куда-то за павильон.

— Грызло собачье, сказала вдруг Клавдия Петровна и посмотрела на женщину. Она сказала это грубым голосом, просто по-мужски, даже босые маляры заинтересовались.

— Я милиционера позову, — взвизгнула женщина, — вы не смеете. Старая ворона… Вернее, ведьма… Яга, яга…

Быстро подошла Марья Даниловна.

— Что случилось? — испуганно спросила она.

— Эта старушка с вами? — крикнула женщина. — Ваша знакомая, да? Я ее научу.

— Грызло собачье, — вновь повторила Клавдия Петровна, глядя прямо на женщину.

— Мама, — сказала Марья Даниловна. — Разве можно оскорблять людей… Вы извините, у нее склероз…

— Ты, Машка, молчи, — крикнула Клавдия Петровна, — тебя не спрашивают… Ты мне не дочь…

Женщина глянула на одну старушку, потом на другую и вдруг расхохоталась. Она смеялась, придерживая рукой грудь, а потом, так же хохоча, убежала за павильон.

— Я ее знаю, — сказала Клавдия Петровна, — это Надьки-американочки дочь… Они при Николае дом содержали с публичными девками.

— Какие глупости, — сказала Марья Даниловна. — Зачем ты выдумываешь?

— Ты еще сопливая, — сказала Клавдия Петровна. — Ничего ты не знаешь. Здесь реки не было, узенький ручей был. Огороды кругом. А там подальше купальня стояла.

Из-за павильона показались женщина и девочка. Женщина вела девочку за руку, и они не смотрели на старушек, но говорили между собой громко, чтоб старушки слыхали.

— Бабка тебя заставляла ей туфли раздеть, — говорила женщина, — глупая бабка… Покажи бабке попку…

Женщина приподняла сарафан сзади, а девочка наклонилась, выставила зад в розовых трусиках. Потом девочка повернула голову, скорчила гримасу и высунула язык.

— Пойдем, — тихо сказала Марья Даниловна. — Зачем ты раздела туфли… Я только сейчас заметила, что ты босиком. — Марья Даниловна опустилась на колени, надела туфли, поднялась и некоторое время сидела, тяжело дыша. — Зачем ты пуговицы оборвала? — спросила она, но тоже тихо, без крика, скорей даже ласково. — Туфли ведь слетать будут…

Они вышли из павильона и пошли вдоль берега, обе усталые, сгорбленные. Но едва они отошли шагов на двадцать-тридцать, как Клавдия Петровна рассеялась, а потом даже повеселела. Они подошли к серому из шлака забору и вышли в ворота. Здесь уже начиналось поле, все в рытвинах. Слева были огороды, впереди лодочный помост и дощатая будка какой-то небольшой лодочной станции. Марья Даниловна вошла в будку, а Клавдия Петровна уселась рядом на скамейку. Вдали виднелся противоположный берег, и там, вдоль частокола крошечных телеграфных столбиков, изредка поднимались желтоватые облака пыли, минуты через две к городскому берегу подкатывались волны, и лодки, причаленные к помосту, гремели цепями и стукались друг о друга. На помосте, у самого края, сидели две девушки, свесив ноги в воду.

Клавдия Петровна поправила атласную ленту, посмотрела на девушек и улыбнулась. Подошел лодочник с веслами, босой, в закатанных по колени брюках и солдатской гимнастерке навыпуск, без пояса. Рядом с ним шла Марья Даниловна и сердито трясла головой.