Юрий Додолев - Просто жизнь - Повести и рассказы

— Не стреляй, — остановил его Андрей.

— Почему?

— Пусть летит.

— Зажарить бы — за уши не оторвешь. — Петька причмокнул. — Ты охотился когда-нибудь?

— Нет.

— А я охотился! В наших краях уток тьма.

Семин вдруг ощутил голод и подумал, что пахнущая дымком дикая утка, должно быть, очень вкусна.

— В наших краях все охотники, — продолжал Петька. — Земля у нас бросовая, больше семи центнеров с гектара никогда не получали. Засыпем закрома, а самим — фига. Только огородами, охотой и кормились. Да еще рыбой. Озер и речек в нашей области пропасть. Я с удочкой не расставался. Маманя каждый день уху варила.

Андрей сглотнул слюну.

— Кончай! Жрать хочется — даже в голове мутится.

Петька запустил руку в карман, достал сухарь.

— Хочешь?

— Еще бы!

— На.

Семин быстро смолотил сухарь, попросил еще. Петька не дал. Андрей решил, что его друг все же немного скуповат. Петька, видимо, догадался, о чем думает Семин, сказал:

— Не могу жить, чтоб один день густо, а другой — пусто.

Долговязый немец кинул взгляд на болото, что-то сказал. Семин посмотрел туда, куда только что смотрел немец. Там лежал полузатопленный труп с посиневшим лицом. Это был солдат — тоже пехотинец. Каблуки упирались в дно: оно виднелось сквозь толщу отстоявшейся воды — мохнатое, покрытое ржавым налетом. Тускло поблескивала вырезанная из жести звездочка. Шинель с подпалиной на рукаве, маленькой дырочкой на груди набухла, казалась свинцово тяжелой. Глаза солдата были открыты — он смотрел в небо, по которому плыли облака.

— Дела-а, — пробормотал Петька.

Немцы залопотали что-то. По их встревоженным голосам чувствовалось — напуганы.

— Похоже, они этого парня кокнули, — сказал Семин.

Петька кивнул.

— Похоронить бы. — Андрей посмотрел на него.

— Боязно.

— Значит, пусть так лежит? — вспылил Андрей.

Петька снял пилотку, зачем-то подул на звездочку, потер ее рукавом.

— У меня в голове план образовался.

— Какой план?

— Пусть фрицы его вытаскивают. И могилу пусть роют.

Петькин план Андрею понравился. При помощи жестов они объяснили пленным, что от них требуется. Немцы закивали, торопливо подошли к убитому.

— Только осторожней! — крикнул им Петька.

Немцы, должно быть, поняли, вытаскивали труп бережно, изредка бросали друг другу какие-то слова.

— Сюда! — Семин показал на травку у куста. Опустившись на колено, обшарил карманы убитого. Вынул размокшую солдатскую книжку, комсомольский билет, письма с размытыми чернилами, поблекшую фотокарточку молодой женщины.

— Взгляни-ка! — Он протянул фотокарточку Петьке.

Тот, переборов неприятное ощущение, нехотя взял ее.

— Симпатичная. Должно быть, невеста. — Петька помолчал. — А может быть, жена. — Возвращая фотокарточку Андрею, посоветовал: — Положи ее с ним — так для него лучше.

Семин снова подумал, что солдата убили эти немцы, и, повернувшись к ним, строго спросил:

— Ваших рук дело?

Немцы не поняли. А может, сделали вид, что не поняли.

— В штабе разберутся! — предупредил их Семин.

Где-то в вышине задзинькала синица. Андрей хотел было закрыть убитому глаза, но подумал: «Пусть посмотрит последний раз на небо». Смерив малой саперной лопатой рост убитого, приказал немцам рыть могилу.

Лопата была одна — немцы работали поочередно. Были они сильными, и работа у них спорилась. Семин поглядывал на убитого: «Еще утром казалось: ни смерти теперь, ни печали, а на деле получилось вот что». Петька, держа винтовку наперевес, не сводил глаз с пленных. Встретившись со взглядом Андрея, виновато пояснил:

— Тоскливо чего-то.

— А мне, думаешь, весело? — вздохнул Семин.

Когда немцы закончили работу, ребята наломали еловых ветвей, бросили их на дно могилы, показали жестами пленным, что теперь надо опустить солдата туда.

Где-то в стороне шумел дрозд, дзинькала синица, тихо и нежно посвистывала какая-то птица. В ее флейтовых посвистах была грусть.

— Кто поет? — обратился Андрей к Петьке, растроганный этим негромким мелодичным пением.

Тот прислушался.

— Реполов.

— Не слыхал про такую птицу.

— Коричневатая она, с красноватой грудкой, — объяснил Петька.

— Не слыхал.

Она постояли с непокрытыми головами около могилы, затем отошли в сторону и закурили. Андрею было тоскливо. Он представил себе мать убитого: «Она даже не подозревает о смерти сына». Увидел почтальона с похоронкой в руке, с виноватым выражением глаз, услышал плач, испуганные голоса соседей и решил: «В нашем доме произошло бы то же самое, если бы убили меня». Выступили слезы.