— Поругались?
Лиза опускала глаза.
— Что ты, что ты…
Рассоха кивала, и было непонятно — верит или нет.
В сочельник она пришла просто так — посидеть. Опустившись на стул, сбросила на плечи драный платок, выразительно посмотрела на еще не остывший самовар.
— Налить? — поспешно спросила Лиза.
— Не откажусь. — Наклонившись к ней, Рассоха доверительно сообщила: — Служба вчерась была — всем службам служба. Батюшку дрожь колотила, и слезы с бороды капали. Все плакали. Я уже давно поняла — святой он, и все, что есть в нем, самим богом ему дадено. Ты, матушка, оберегай его и не перечь, если он тебе что-нибудь не так скажет. Неподвластный он себе — это все видят.
Из комнаты вышел, сладко потягиваясь, Галинин. Увидев Рассоху, поморгал, укоризненно сказал:
— Давненько, давненько не благословлял тебя.
— Господь с тобой, батюшка! — откликнулась она. — Вчерась в церкви была, а ты говоришь — давненько.
Галинин озадаченно потеребил бороду. Рассоха осмелела, стала рассказывать, как служил он вчера, как после службы благословлял прихожан.
— Ничего не помню, — растерянно пробормотал Галинин и снова потеребил бороду.
Когда Рассоха ушла, он сел у окна. На кладбище ветер намел столько снега, что расположение могил можно было определить лишь по торчавшим крестам. На деревьях, сбрасывая снег, резвились какие-то пичуги — маленькие, взъерошенные, похожие на мягкие комочки, и Галинину очень скоро стало казаться, что он слышит их негромкий пересвист.
— О чем задумался? — спросила Лиза, пощекотав дыханием его ухо.
Галинин не ответил. Лиза чуть помедлила и повторила вопрос.
— Отстань! — сказал Галинин.
Лиза вздохнула.
— Ты раньше никогда так не разговаривал со мной.
Он снова промолчал и не услышал, как Лиза, наспех накинув телогрейку — ей показалось, что на улице не очень холодно, — выбежала вон.
3
— Ты куда, Коляня? — вкрадчиво спросила Рассоха, когда сын стал надевать полушубок.
— Гулять.
— Мотри, догуляешься!
Колька дипломатично промолчал. И тогда Рассоха пожаловалась мужу:
— Ославит на все село.
— Авось, — проронил Тимофей Тимофеевич. Перед ним стояла пустая четвертинка, лежал надкушенный ломоть черного хлеба.
— «Авось, авось»! — передразнила Рассоха. — Ростом-то Коляня с каланчу вымахал, а ума нету. Помяни мое слово, окрутят его.
— В шестнадцать лет теперь не женятся, — сказал муж.
— Заставят!
Колька прыснул, торопливо нахлобучил шапку.
— Скалься, скалься, — напустилась на него мать. — Вот возьму и не пущу. Ей-богу, не пущу, пока не признаешься, кто она!
От матери всего можно было ожидать. Колька перевел взгляд на отца. Тимофей Тимофеевич сгреб четвертинку, удостоверился, что она пуста, досадливо крякнул.
— Уже вылакал? — удивилась Рассоха.
Колька двинулся к двери, но переступить через порог не успел: вбежала Лиза — в одной телогрейке, в сбившемся платке, с посиневшим от холода лицом.
— Господи, — протяжно выдохнула Рассоха.
Тимофей Тимофеевич выпучил глаза, поспешно запахнул рубаху с болтавшимися пуговицами; на Колькином лице появилось любопытство. Лиза сняла телогрейку, прислонилась плечом к стене. Рассоха начала топтаться около нее, словно растревоженная наседка, всплескивала руками, спрашивала:
— Чего это ты?.. Может, с батюшкой что?..
Лиза была как немая. Придерживая на груди рубаху, Тимофей Тимофеевич сказал:
— Должно, иззябла она. Водочкой растереть — самое милое дело.
Рассоха посмотрела на четвертинку.
— Хоть бы каплю оставил, Нюхало!
— Сбегать? — Тимофей Тимофеевич с готовностью встал.
— Мотри у меня! — Рассоха кинулась в гридню, вернулась с измятой двадцатипятирублевкой. Отдала деньги Кольке. — Одна нога тут, другая там!
Тимофей Тимофеевич с горестным выражением рухнул на лавку. Рассоха подошла к Лизе, грубовато спросила:
— Чего случилось-то, матушка, а?
Лиза не ответила. Это рассердило Рассоху, она стала награждать шлепками вертевшихся под ногами ребятишек, привлеченных в предызбицу громким голосом матери.
Ребятишки постарше и побойчее, получив шлепок, подлетали к нетвердо державшимся на ногах малышам, принимались с усердием хлопать их по голым попкам. Наибольшее рвение проявляли две девочки, очень похожие на Рассоху. Подражая матери, они не только шлепали малышей, но и с напускной строгостью бранили их. В избе образовалась веселая кутерьма, на которую невозможно было смотреть без улыбки. Лиза подняла глаза.
Читать дальше