— Но ведь что-то послужило толчком! — воскликнул Ветлугин.
Галинин кинул на него быстрый взгляд.
— Угадал.
— Выкладывай!
Продолжая постукивать по крышке портсигара, Галинин подумал, что рассказать все, как было, он не сумеет. Да и не хотелось вспоминать то, что до сих пор вышибало холодный пот и дрожь в теле. Другие гибли, а он нет. Почему? Ведь он не прятался от пуль. Даже наоборот, испытывая судьбу, часто лез на рожон. Надо было что-то объяснить, и Галинин сказал:
— Когда ты в нашу роту прибыл, я уже четыре месяца воевал. Все, с кем на фронт ехал, или убиты, или ранены были, а меня пули и осколки не трогали. Я уже тогда удивлялся, спрашивал себя — в чем причина?
— Просто везло тебе — вот и все! Неужели взаправду думаешь, что где-то там, — Ветлугин сделал выразительный жест, — действительно бог есть?
Галинин помолчал.
— В Евангелии сказано: «Бога никто никогда не видел: если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает, и любовь Его совершенна есть в нас».
— Неубедительно!
— Для тебя — нет, для меня — да. Человек не может жить без веры. Ты тоже веруешь, только в другого бога.
— Я?
— Ты! И миллионы таких, как ты. — Галинин снял с полки какой-то журнал, нашел нужную страницу. — Послушай и подумай над тем, что написано тут. — И он прочитал: — «Замечательно, что нет ни одного учения, в котором не обнаруживалась бы потребность религиозного обряда. Потребность религиозного чувства так сильна в человечестве, что и люди, отрицающие религию, рано или поздно склоняются к той или другой, хотя бы смутной и неопределенной, форме религиозного культа, так что в самом отрицании у них бессознательно проявляется стремление к чему-то положительному: нередко случается, что люди, стремясь к очищению отвергнутого верования и обряда, впадают в иное, сочиненное ими верование — сложнее прежнего покинутого, и принимают обряд грубее прежнего, осужденного ими за грубость. Так совершается течение в неисходящем кругу: из христианства вырождается новейшее язычество, с тем, чтобы снова прийти со временем к той же точке, из которой вышло. Люди, отвергнувшие бога и христианство в конце прошлого столетия, сочинили же себе богиню разума. Нет сомнения, что и атеисты нашего времени, если дождутся когда-нибудь до торжества коммуны и до совершенной отмены христианского богослужения, создадут себе какой-нибудь языческий культ, воздвигнут себе или своему идеалу какую-нибудь статую и станут чествовать ее, а других принуждать к тому же» [3] Примечание к «Братьям Карамазовым». Полное собр. соч. Достоевского Ф. М., 1976, т. 15, с. 560.
.
— Вот ты о ком, — пробормотал Ветлугин.
Галинин усмехнулся.
— Испугался?
— За тебя. Ляпнешь где-нибудь, и никто не спасет.
— Не беспокойся!
3
Кроме селедки, малосольных огурчиков и запотевшей бутылки водки Лиза натащила много другой снеди. Застелила стол скатертью, достала тарелки, вилки, ножи, маленькие рюмки.
— Богато живешь. — Ветлугин почмокал, окидывая взглядом стол.
— Грех жаловаться. Сыт, пьян и нос в табаке.
— Да не слушайте вы его. — Голос у Лизы был тихий, робкий, как и она сама. — Он и десятой доли на себя не тратит. Все лишнее в епархию отсылает и церковному старосте для помощи бедным отдает.
— «Имея пропитание и одежду, будем довольны тем», — сказал Галинин и пояснил: — Так Христос повелел жить.
— Христос — миф, выдумка!
— У меня другое мнение. Но если даже Христос, как утверждаешь ты, миф, то хвала тем, кто выдумал этот миф. — Переведя взгляд на нахмурившегося однополчанина, Галинин примирительно спросил: — За что выпьем?
— Разумеется, за то, что было.
Они чокнулись, одновременно опрокинули рюмки, поморщились, помотали головами, шумно выдохнули, похрустели малосольными огурчиками.
— Не пристрастился к вину? — Галинин снова потянулся к бутылке.
— По-прежнему не пью.
— А мне теперь часто приходится — на поминках, крестинах, свадьбах.
— Смотри, сопьешься, — в голосе Ветлугина прозвучала тревога.
— От своей судьбы никуда не денешься, — пробормотал Галинин.
Ветлугин повертел в руке рюмку.
— Слушаю тебя и удивляюсь. Ты совсем другим стал.
— Хуже?
— Да!
Лиза сидела на диване и, пока они беседовали, не шевельнулась; было заметно — ей интересно слушать. Галинин ласково посмотрел на жену.
— Тебе, милая, тоже надо покушать.
— Уже.
— Корочку небось пожевала, и все?
— Аппетита нет.
— Беда с тобой, Лизонька!
Читать дальше