Акмурат Широв - Годы на привязи (цикл рассказов)

Лев берет из перевязанной шпагатом пачки, которая стоит на полу, небольшую книжку и протягивает Борису. Борис переворачивает книгу и сразу смотрит в конец:

— Пятнадцать листов? Тридцать тысяч — тираж, конечно, не ахти!

— Да, так себе. Вот Сарычев, тот действительно делает…

— Сарычев — да.

— Эти серьги тебе идут, новые? — спрашивает Ляля Вику.

— Что ты, шутишь? Еще зимой купила. Три тысячи, — отвечает Вика.

— Зимой — уже старые, ну Знаменские, ну Знаменские!

— Давай расписывайся, — говорит Борис Льву.

— Сарафанчик от «Левиса»? — оказывает ответную любезность Вика, приглядываясь к фирменному знаку.

— О-о, ублажил, друг! — говорит Борис, пряча книжку в свою молодежную спортивную сумку, заодно вываливая оттуда на стол консервные банки с пивом. На столе уродливо торчит литровая бутыль-бомба, «Южное», не допитое Васей. Борис, как кролик, быстро-быстро моргает, глядя на вино. Лев тоже, чуть косясь на бутылку, берет в руки одну из красивых банок.

— Баварское? Прекрасно! У меня тоже кое-что припасено.

Лев направляется к буфету и вынимает черную красивую пузатую бутылку и ставит на стол, подальше от «Южного».

— Мужики, мужики, — тараторит Ляля, — сейчас буду стол делать.

Она вдруг видит бутыль-бомбу и чуть в обморок не падает. Кончиками двух пальцев берет ее, брезгливо морщась: «Фу, гадость!», относит в тот угол, где сидят Вася с Ксюшей, и ставит на пол.

— Иди руки мыть и переоденься, потом будешь есть и рисунком заниматься! — приказывает она Ксюше.

— Ну ладно, я скоро приду и покажу тебе свои рисунки, а ты пока не скучай без меня, — говорит Ксюша.

Вася остается один со своей бутылью-бомбой. Ляля накрывает на стол. Лев и гости увлеченно разговаривают между собой. Вася ушел в себя и не слышит их разговоры. Теперь все расположились вокруг журнального столика, на котором коньяк, пиво в жестянках, бутерброды с икрой и балыком, фрукты и кофе. Лев гостеприимно наполняет рюмки.

— А где Вася? Вася, что ты там сидишь, присоединяйся к нам! — зовет Лев.

Гости оглядываются на Васю, словно впервые заметив его, и снова занимаются приготовлениями. Вася подходит со своей бутылкой, поставив ее перед собой на край стола, садится.

— Вася? Очень приятно. Коньячка не отведаете?

— Нет, спасибо, я вина, — Вася булькает в стакан. — Не буду мешать, а то утром голова болит. И вообще, я не люблю коньяк «Наполеон». А вы не хотите «бормотухи»?

— Нет, увольте! Это вы сами! — хихикает Борис.

— Вася, и впрямь, оставь свое вино! — просит Лев. Все чокаются, все протягивают свои маленькие хрупкие рюмки, а Вася — свой большой граненый стакан.

— Вася у нас со стройки, а там, как известно, предпочтение отдают не столь изысканным напиткам, — говорит Ляля.

— Период адаптации?

— В принципе, нужно ли адаптироваться? Мне кажется, каждый должен оставаться самим собой и на своем месте.

— Вопрос сложный.

— Звонил Алеша из Москвы.

— Да? Идет статья?

— В ноябре. Не думаю, что после нее Петров останется в плане.

Борис и Лев, довольные, хихикают.

— Старик звонил, интересовался. Позвоню завтра.

— Звони, конечно, обрадуй!

— Как твой Коля? — спрашивает Вика Лялю на ухо.

— Дала отставку.

— Так быстро?

— Ах, надоел.

— Смазливенький был…

— Да, в нем была «вечная женственность русской души».

— Это что, Бердяев?

— Да, Бердяев.

— Это не Бердяев! — встревает в разговор Вася. Все замолкают, поднимают головы, соображая, откуда идет этот голос, из какого космоса, кто это говорит, о чем, зачем?! Потом соображают: ах, это же Вася! Разве он еще тут?

— Это сказал Розанов, а Бердяев привел его слова в книге «Судьба России».

Вася снова уходит в себя. А они возвращаются к прерванному разговору.

Держа в руке яблоко, Вика читает:

— Неверно! — перебивает ее Вася. — И нежно-горьковатый мускус…

— И нежно-горьковатый мускус, —

продолжает Вика,—

— Не яростной, а гибельной, — поправляет Вася.—