Акмурат Широв - Годы на привязи (цикл рассказов)

Клыч подошел к деду. Старик ему что-то сказал. Клыч вернулся:

— Дедушка предупреждает, если тот, на ком вина, не признается…

Алик:

— Вот ты сам и покайся!

— У меня совесть чиста!

— Может, ее надо подчистить? — съязвил Аман.

— Но я ничего плохого не делал!

— О чем вы спорите? — Наташа ничего не понимала.

— Успокойся, Наташа!

— Мало ли что! Чувство вины у каждого должно быть!

— А я говорю, ничего дурного не делал! — заорал уязвленный Клыч.

— Убивал? — подавил его голосом Аман.

— Откуда?

— От верблюда! — подсказал Алик.

— Отвечай прямо на вопрос, не увиливай: убивал? — Аман вплотную подошел к Клычу.

— Нет! — закричал ему в лицо Клыч.

— Распутничал?

Клыч покраснел, обмяк, стал заикаться.

— Отвечать на вопрос! Ну? Распутничал?

— Ты что, не видишь, что он девственник? — засмеялся Алик. — Натаха, как тебе кажется?

Клыч злобно покосился на Алика.

— Аман, оставь юношу в покое, — попросил Логинов.

— В самом деле, — поддержала его Наташа. Аман не отступал.

— Воровал?

— Да, — ответил Клыч с трудом. — В детстве, мелочь из кармана отца. — Он вспотел.

— Признался — уже хорошо. Стыдно?

— Не видишь, что ли? — разозлился Алик.

— Тебя не спрашивают, и до тебя дойдет очередь!

— Вот это видишь?

— Извинись!

— Сейчас! Дождешься!

Аман принял позу каратэка, мгновенно сосредоточившись, напрягшись, испустил целенаправленный резкий крик. У Алика закатились глаза, он пошатнулся и сел. Все были ошарашены.

— Ладно, продолжим. Завидовал? — спросил Аман, как ни в чем не бывало.

— Черной завистью — нет!

— Лгал?

— Врал. — Клыч покосился на Алика.

— Не отвлекайся! Насмехался над другими?

— Нет.

— Клеветал?

— Наговорил на себя.

— Злословил?

— Да, говорил плохо о бывшем друге.

— Озлоблялся?

Алик сидел смирный. Глаза стали кроткими, как у кролика. Наташа подошла к нему, потормошила:

— Алик, что с тобой, Алик?..

— Так. Озлоблялся?

— Да.

— Богохульствовал?

— Я в бога не верю!

— На словах или в душе?

— На словах.

— А в душе?

— Не знаю, не думал.

— Что ты с ним сделал? — Наташа сердилась.

— Хорошо, верну его в прежнее состояние. — Аман пронзительно крикнул, направив звуковой удар на Алика.

Алик пришел в себя. Покачивая головой, встал:

— Ну ты даешь!

— Сейчас Алика проверим. Ну-ка, посмотри мне в глаза!

— Пошел ты! Не дано тебе судить! Суди себя, если тебе это нравится! А других не трогай! Каждый сам знает, как ему жить. Надо будет, отвечу. Но не перед тобой!

Аман неожиданно обмяк. Он грустно смотрел на Алика.

— Несчастный ты человек! Жаль мне тебя! — сказал он тихо. — Не знаю, есть ли тот свет, будем ли держать там ответ. Но знаю, что мы в ответе за эту жизнь. И расплата — здесь! Каждый прожитый день надо подвергать суду своей совести, чтобы потом не делать кроличьи глаза: за что, мол, бог меня наказывает! Не бог наказывает, а сам человек себя. Не хочешь быть наказанным, живи по совести! Больше всего я ненавижу ложь! Логинов, я тебя тут наслушался. Ведь ты все время лжешь! Вернее, не лжешь, говоришь ты мало, — боишься сказать правду. Малодушничаешь. Отсюда все твои беды. Ты совестлив и в то же время труслив, вот и мечешься. Почему бы тебе не набраться мужества и не сознаться во всем? Ведь ты приехал в эти пески в поисках островка спасения, оазиса света? Так?

— В чем я должен сознаться?

— Прекрасно знаешь в чем! Сейчас в голове у тебя то, в чем должен сознаваться. Твоя совесть прекрасно знает — в чем. Она подскажет. Давай!

— Аман, я уже признался себе. Почему я должен перед всеми? И вообще это не тактично, брать на себя роль учителя!

— Да, я беру! И пускай каждый берет! И ты возьми! Пускай все будут требовательны друг к другу, исповедуйся перед простым человеком! Богу не нужна твоя исповедь. Ему нет дела до тебя! А мы тебе сообща поможем…

Старик сидел на песке, слушал их, презрительно щурясь.

Товар разложен на песке. Клыч и Аман стояли огорченные. Семьи чабанов, окружившие караван-лавку, теперь расходились недовольные. Хал-ага сидел грустный. Наташа подошла к лавке, робко спросила:

— Можно мне вот это? Клыч поднял рулон ткани.

— Сколько тебе?

— Три метра.

Алик отвел Логинова в сторону:

— Не нравится мне Аман. Строит из себя праведника. А сам не лучше других. Выгодно брать на себя этакую роль святоши. Тоже мне! Фарисей! Давай его проучим?

— Как?

— Это предоставь мне.

— Все же?

— Подкинем ему в чай лошадиный возбудитель. Вот! — Алик показал кристаллики, развернув клочок бумаги. Руки его тряслись. — На гелиосистеме знакомый ветеринар дал. Поглядим, какой он праведник. Вот будет хохма!