Акмурат Широв - Сад неведения

Еще он намеревался жениться, а на острове разве найдешь достойную невесту! Надеялся, что родители Бакы, пользовавшиеся уважением, пристроят его куда-нибудь на хорошую службу, самому сделать это непросто, нужны связи. Походит у них во дворе, помогая по хозяйству, это верный путь к сердцу родственников, а там, гляди, они женят его на девушке из семьи уважаемых людей.

Расчет его окажется верным.

Яман стал работать на районной хлопковой базе товароведом. Бывшего до него товароведа посадили за кражу. Общеизвестно, что хлопбаза — золотое дно. Только успевай протягивать руку, но с умом, и не ленись брать то, что лежит перед носом! Соблазн велик, хотя понятие соблазна знакомо только людям совестливым, а все бывшие товароведы устраивались туда с уже протянутыми руками и, слава богу, попадались. Товароведы связаны с районными властями и платят им дань, но никакая проверка сверху до них не докопается, цепочка оборвется на товароведе; во-первых, потому, что выше бывают только нарушения, но не преступления, а во-вторых, товаровед это лицо, которое добровольно берет на себя обязательство быть последним звеном в преступной цепочке за определенное вознаграждение и за обещание начальства вызволить из тюрьмы в случае чего.

Бакы бывал с мамой в гостях у жены бывшего товароведа, когда он считался еще уважаемым человеком, а не вором. Это был не дом, а дворец. Богатое убранство комнат не поддавалось описанию. А когда Бакы заглянул к ним перед обыском, в доме было пусто, хоть шаром покати. Заблаговременно узнав об обыске, жена товароведа все ценные вещи спрятала у соседей, родственников и знакомых, чтобы не конфисковали. Было странно слышать, как жена товароведа божится перед следователями, что они бедные люди и едва сводят концы с концами.

Яман успешно проработает на хлопковой базе много лет, пока сам оттуда не уйдет, получив повышение. Женится на хорошей девушке из хорошей семьи, построит особняк, не менее роскошный, чем у предыдущего товароведа. «Головастый!»— похвалят его жители.

У Ямана была прямая спина, поднятая гордо голова. Приехал он в аккуратной военной форме, с чемоданчиком, в который Бакы не мог не заглянуть, раздираемый любопытством. В нем оказались щетки, обувная и одежная. Пользуясь ими, Бакы их путал. Какая из них, мягкая или жесткая, для обуви? И, сомневаясь, чистил ботинки то мягкой, то жесткой. В чемоданчике был еще одеколон «Шипр», с острым запахом, одеколон не нравился, но все же от одежды Бакы исходило его благоухание. Одного только Бакы не мог понять, почему одеколон назвали «шифером» (по-туркменски — «шипр»), какое он имеет отношение к крыше? Еще был там бритвенный прибор, пользоваться им пока рановато, но все же он нашел ему применение — брил пушок на руках и ногах, чтобы быстрее покрыться растительностью. Далее — колода карт с раскрашенными полуголыми девицами, купленная у глухонемого в поезде по возвращении, толстый роман «Небит-Даг» Кербабаева (невозможно читать), а также гуталин, зубная щетка и осыпающийся мятный порошок.

Яман уходил на работу рано утром, а приходил к двенадцати ночи, включал лампу и начинал наводить марафет перед зеркалом, думая, что Бакы спит. Бакы не спал, он не мог спать. Мысль о том, что Яман придет в полночь и начнет причесываться, не давала заснуть. Он причесывался долго, регулярно очищая расческу. Полчаса и больше. Кто же перед сном причесывается!

вычесывал из волос хлопок, будто завтра не будет то же самое! Бакы делал вид, что спит. А Яман и не догадывался, что мешает.

Днем в карманах брюк, которые Яман оставлял на вешалке, можно было найти мелочь.

Бакы долго перебарывал в себе желание взять оттуда копеек двадцать-тридцать на кино, хотя мог обойтись и без них. Но горсть монет, белевших серебром, имела притягательность.

Он был уверен почему-то, что Яман оставляет деньги нарочно, заранее пересчитав, что деньги приманка, провокация. И за это его не уважал.

Яман ничего не говорил, но, кажется, внутренне торжествовал. По глазам было видно. Так он его мучил. Так долго держал над ним верх.

Бакы нашел выход. Украденные монеты стал перекладывать в карманы других, висящих рядом брюк, которые Яман не носил. Он крадет на хлопбазе, я краду у него! — так оправдывался Бакы перед собой.

С каждым разом он увеличивал число монет, потому что и Яман оставлял все больше и больше. Теперь Бакы смотрел на него, вызывающе ухмыляясь. Скоро Яман перестал ухмыляться. Мама как-то сказала о Ямане: пьет молоко с сахаром. Сахарить молоко — это было новинкой в тс годы. Молоко само по себе уже роскошь, и сахар роскошь. А молоко с сахаром — роскошь вдвойне. Такое, наверное, позволяют себе только министры. Мама не от жадности это сказала, а просто удивилась. Традиция была нарушена. Яман выступил смелым «новатором». А до Ямана дошли слова ее в искаженном толковании. И теперь обиженный Яман считал, что расплачивается таким образом за молоко и сахар,— то есть позволяя себя обкрадывать их сыну.